Приговорённые к высшей мере | страница 11
В обычном четырехмерии я Лесницкий Леонид Вениаминович, сорок четвертого года рождения, из служащих, еврей, имею кое-какие способности, которые принято называть экстрасенсорными. И гораздо большие, по-моему, способности к физическим наукам. Школьный мой учитель физики Филипп Степанович говорил, что во мне есть искра, а должен гореть огонь, и его нужно раздуть. В Москву поступать не поехал потому, что не пустили родители, не было у них таких денег. Отец — инженер, мать — счетовод, откуда деньги? Поступил у себя в городе, было здесь скучно, по-школярски занудно.
Что оставалось? Работать самому. Работал. Сформулировал первый закон многомерного Мира: «все материальное многомерно, в том числе — человек, который физически существует во множестве измерений, осознавая лишь четыре из них».
Помню, как я смеялся, выведя теорему призраков. Работал я тогда в НИИ коррозии, замечательно работал, то есть — как все. Неудивительно, что металл у нас ржавеет. Лично у меня машинное время уходило, в основном, на расчеты многомерии (один из программистов, помню, занимался в свои часы распечаткой «Гадких лебедей» Стругацких и продавал их потом по червонцу). Машина-дура выдала про призраков и успокоилась, а я был на седьмом небе. Результат! Первый, за шесть лет возни. Призраки, привидения — физическая реальность, следствие сбросов в четырехмерие многомерных теней. То есть — по сути — людей, которые прекратили существовать как единое целое в некоторых измерениях, оставшись в других. Это выглядело нелепым. Все равно, что сказать: в длину и ширину человек умер, а в высоту — еще нет. Мне потому и стало смешно, я представил эту ситуацию, которую не взялся бы описать на бумаге.
Смерть человека в нашем четырехмерном мире еще не означала его гибели как многомерного существа. Вот этого я первое время не понимал. Не мог привыкнуть к мысли, что в Мире нет координат главных и второстепенных — все равны. Трудно, да. Я начинал утро с того, что повторял: «все материально, все. Мир един. Мы еще ничего в нем не поняли, а воображаем, что поняли все. Мы велики, потому что сила наша как слепящая вершина, и мы ничтожны, потому что не подозреваем о том, как мы сильны»…
Глубина
Расслабляюсь. На часах девять сорок пять. От предчувствия того, как Патриот наступит на меня в момент смены караула у мавзолея, ладони становятся влажными. Ну, Господи… Я не выношу боли. Что угодно, только не…
Шнур я видел, хотя и не мог сказать, что зрение принимало в этом какое-то участие. Из всех человеческих способностей осталась во мне одна лишь интуиция, как способность знать. Шнур повторял все изгибы, всю топологию Мира.