. Весьма остроумно. Как быстро бегут годы! Кажется, совсем недавно пришли они в класс. Весною их выпускают, покинут Смольный институт…
Т ю т ч е в. И окажутся на пороге жизни… Устроить дочерей, и с моего сердца спало бы тяжкое бремя… Я несуразный отец столь многочисленного потомства и вряд ли смогу помочь детям.
Е л е н а. У вас много влиятельных друзей…
Т ю т ч е в. Я никогда их ни о чем не прошу. Не желаете ли кофе?
Е л е н а. С удовольствием выпью чашечку.
Т ю т ч е в (наливает кофе). Дай-то бог, чтобы судьба к моим дочерям была более ласкова, чем ко мне.
Небольшая пауза.
Е л е н а. За этим столом вы пишете?
Т ю т ч е в. Писать — такая пытка, особенно когда принуждаешь себя. Я с утра за столом, но, видно, муза поэзии Евтерпа не желает мне покровительствовать… Стихи нисходят к нам с небес, живут два-три мгновения: родились утром, к вечеру умрут… Да и никому они не нужны в наш тяжкий век! Стихи мои неизвестны в России. Да что там мои безделки! Предают забвению гений Пушкина…. Наверно, я мог бы больше написать, если бы не моя чудовищная, беспробудная лень. Да и жизнь, которую я здесь веду, весьма суматошная и утомительная: приемы, визиты, рауты, балы — соблазны света… А я и дня не могу прожить без общества.
Е л е н а. Это оттого, что нет рядом с вами Эрнестины Федоровны.
Т ю т ч е в. Моя жена предпочитает деревенское заточение в нашем имении Овстуге. Там привольно. Старинный дом, сад с вековыми липами, тенистые аллеи. Прелестно и тихо… Для меня когда-то это был целый мир загадочного счастья. Места родные… А теперь я и недели не могу там пробыть. Тянет в Петербург — для меня это Россия, русский характер. Я двадцать два года провел за границей, надоело существование без родины, вот и вернулся. Постигаю заново все ее величие и все доброе в народе нашем. Жаль, не все это могут понять, особенно на Западе… Как ни горестно это сознавать, нас ждут новые испытания, столкновение Запада с Россией неизбежно.
Е л е н а. Неужели война?! Не приведи господь!..
Т ю т ч е в. У России свое предназначение, но скольким испытаниям подвергает она свою таинственную судьбу… Странная вещь — судьба человеческая. Она довлеет и над всем миром и определяет свою меру каждому человеку. Над ней никто не властен.
Е л е н а. Я верю в судьбу. Что кому предназначено, то и сбудется.
Т ю т ч е в. Я-то знаю ее власть… Об этом трудно вспоминать… Наш союз с Эрнестиной Федоровной оплачен ценою двух жизней: ее мужа и моей первой жены, родной матери Анны, Дарьи и Екатерины.
