— А теперь я обожаю мадам Нозьер, — восторженно объявила Элла.
— Так зовут вашу латинистку?
— Да. Она замечательная. Она так рассказывает про Древний Рим! А когда говорила про смерть Цицерона, я даже заплакала, ведь ему отрубили правую руку и голову! А девчонки надо мной смеялись. Кое-кто с тех пор меня дразнит, называют «Не ква».
— Почему «Не ква»?
— Шутка такая. Из-за хита «Цицерон не квадрат»[3]. Иду, а они шипят у меня за спиной: «Не ква, Не ква». Они подлые.
Элла передернула плечами, отряхиваясь от девчоночьей подлости. Лицо у нее стало грустным. Начавшийся учебный год сулил ей мало хорошего. Но в следующую минуту она расцвела улыбкой: детская переменчивость настроений ее еще не покинула.
— Я хотела показать вам свой роман!
— Тот, что читала в приемной?
— Нет, я читала «Франсуа-найденыша», которого вы мне подарили. Помните, да? Вы мне сказали, что, когда были подростком, любили эту книгу, а ребята смеялись и говорили, что у вас девчоночьи вкусы. — Элла помолчала и выпустила заготовленную стрелу. — Это вы говорили не о личной жизни, нет?
— О личной. Но как психолог я небезгрешен.
— Что это значит?
— Это значит, что я могу ошибаться. И ошибаюсь. Так что извини меня, пожалуйста.
Сердце у Эллы подпрыгнуло. Ее психолог был не только самым красивым на Земле чернокожим, он был еще и самым симпатичным на Земле взрослым (ex aequo[4], как мадам Нозьер). Пока они говорили, Элла все рылась у себя в рюкзаке и, наконец, извлекла из него потрепанную тетрадь. В летние каникулы она начала писать роман и написала уже тридцать страниц.
— И что дальше будет, у меня тоже полно идей.
Элла протянула тетрадь Спасителю, и он прочитал на обложке: «Незнам. Роман Эллиота Кюипенса».
— Можно посмотреть?
— Я вам его оставлю, специально для вас принесла. Не обращайте внимания на ошибки. Конечно, чувствуется влияние «Франсуа-найденыша», но я ничего не списывала.
Спаситель всеми силами сохранял бесстрастное выражение лица, а сам таял от умиления: как же девчушка старалась! Писала красиво, разборчиво, главу за главой. На тридцати страницах их получилось целых двенадцать.
— Я не могу оставить у себя твой роман, — сказал Спаситель, возвращая Элле тетрадь.
— Личная жизнь, — обреченно поставила диагноз девочка.
— Нет. Тебе нужно дописать историю до конца. Тогда и поймешь, что с ней делать дальше. Стивен Кинг сказал: «Пишите, заперев дверь. Когда будете перечитывать, откройте». Сейчас ты пишешь, это твоя тайна. Когда закончишь, тебе понадобятся читатели. И я могу стать одним из них.
