Профессор начал читать. В зале стало тихо; только из вестибюля доносились сквозь закрытые двери неясные человеческие голоса. Покончив с предметом лекции, оратор перешел на главную тему — прогресс человечества.
— Мы видим, — сказал он, — как могуче и всесторонне развивается человеческий гений. Еще в давние времена человеческая мысль останавливалась на возможности бессмертия, достигнутого светлым разумом человека, а не по благости и воле другого Высшего Существа. И мы достигнем этого бессмертия. Разум человека — это Бог!
Он кончил и уже готовился сойти с кафедры, как вдруг из толпы слушателей раздался голос:
— Разум человеку дан Богом… В этом только его божественное происхождение. Человек создан по образу и подобию Божию… Вы заблуждаетесь, профессор!
Это говорил один из новичков. Александр Васильевич успел заметить его покрасневшее от волнения лицо.
Профессор остановился, но не успел ответить неожиданному оппоненту, как другой голос крикнул:
— Рече безумец в сердце своем: несть Бог!
В публике прошел смутный гул, но в это время в вестибюле раздались громкие крики, топот, хлопнула дверь и послышался звон разбитых стекол. С треском слетела с петель тяжелая дубовая дверь, и шум ее падения был похож на выстрел.
— Спасите! — раздался чей-то отчаянный голос.
Но его сразу же заглушила волна человеческих голосов. Все повскакали с мест.
«Погром!» — сверкнула мысль в голове Александра Васильевича.
В дверях произошла короткая свалка, и группа новых людей хлынула к кафедре. Это были рабочие, солдаты, женщины, несколько монахов, были по виду и интеллигентные лица, — и вся эта толпа, как хлынувшая волна, залила помещение, смешавшись с повскакавшими со скамеек.
Впереди бежал человек в желтом больничном халате, в колпаке, с растрепанной бородой. В высоко поднятой руке он держал деревянный крест.
— Максим Максимович! — узнал его Александр Васильевич.
Он сразу понял всю опасность и остроту положения.
Он видел, как десятки рук подняли Максима Максимовича и поставили его на кафедру. Помешанный капитан стоял на ней, все так же высоко держа крест и сверкая воспаленными глазами.
— Горе! Горе вам! — крикнул он пронзительным голосом, прозвучавшим, как резкий лязг стальной полосы, в гуле общих криков.
Несколько женщин бились в истерике.
Шум немного стих.
— Горе вам, безумцы! — продолжал этот новый Савонарола. — Горе! Грядет страшный суд! Огнь небесный сойдет и пожрет вас. Огонь очистит сердца заблуждающихся!
