откуда знаете?», «Это еще вопрос!») Вы спрашиваете, откуда я об этом знаю? Я знаю, потому что был в их тайном прибежище. Я знаю, потому что сам видел некоторых из них. (Аплодисменты, всеобщий гул и выкрик: «Лжец!») Здесь кто-то назвал меня лжецом, я не ослышался? Не будет ли человек, сказавший это, настолько любезен, чтобы встать? Я хотел бы посмотреть на него. (Голос из зала: «Вот он, сэр!», и в толпе студентов подняли маленького, безобидного на вид человечка в очках, который отчаянно отбивался.) Так это вы решились назвать меня лжецом? («Нет, сэр, нет!» – завопил тот и тут же исчез.) Если кто-либо в этом зале посмеет усомниться в моей правдивости, я рад буду пригласить его на пару слов после лекции. («Лжец!») Кто это сказал? (Снова на ноги подняли того же безобидного человека, изо всех сил старавшегося сесть.) Я сейчас спущусь к вам… (Хор голосов: «Приди, моя любовь, приди!» на некоторое время прервал заседание; при этом председатель стоял на сцене и размахивал обеими руками, словно дирижер. Теперь профессор уже находился в состоянии яростного исступления – лицо его горело, ноздри раздувались, борода ощетинилась.) Любое великое открытие встречается таким же недоверием – непременная отличительная черта поколения глупцов. Когда перед вами раскрывают грандиозные факты, у вас не хватает ни интуиции, ни воображения, чтобы попытаться понять их. Все, на что вы способны, это поливать грязью людей, которые ради новых горизонтов науки готовы рисковать своей жизнью. Вы, подвергающие гонениям проповедников новых идей! Галилей, Дарвин и я… (Длительный одобрительный шум в зале и полная остановка заседания.)
Все это были выдержки из сделанных мною торопливых заметок, которые дают лишь слабое представление о невероятном хаосе, воцарившемся к тому времени. Стоял такой страшный гул, что несколько дам не выдержали и поспешно покинули зал. Важные и почтенные старики были столь же захвачены общим волнением, как и студенты, и я видел вскочивших со своих мест седобородых мужчин, которые яростно потрясали кулаками в сторону упрямого профессора. Толпа бурлила и кипела, как кастрюля на плите. Челленджер сделал шаг вперед и поднял обе руки вверх. Было что-то завораживающее в этом большом и мужественном человеке, и под действием его повелительного жеста и властного взгляда шум и крики начали постепенно стихать. Он явно хотел что-то сказать, и все замолчали, чтобы услышать его.
– Я не задерживаю вас, – сказал профессор. – Дело того не стоит. Истина не перестанет быть истиной, и выкрики горстки глупых юнцов и – боюсь, вынужден добавить, – не менее глупых пожилых людей никак не могут повлиять на это. Я утверждаю, что открыл новое направление в науке. Вы ставите это под сомнение. (Одобрительный гул.) Тогда я предлагаю вам удостовериться в этом самим. Согласны ли вы выделить одного или нескольких представителей из своего числа, чтобы проверить мои утверждения?
