Она предпочла не покидать своих покоев. На его стук не открыли, дверь осталась на засове. Он вышел в сад, ее фигура отшатнулась от окна в глубину комнаты, он успел заметить только красное одеяние и черную фалдетту[19]. Это напомнило ему о процессии, которой он, Прокуратор, вынужден был уступить дорогу, в то время как его собственная дочь на его глазах вытирала пот со лба переодетого Христом доминиканца. Этот пот был единственное, в чем фигляр не притворялся! Кампуш вновь взбежал по лестнице и забарабанил в дверь.
– Пилар! Сбрось этот маскарадный костюм и открой дверь своему отцу!
Внутри было по-прежнему тихо.
– Пилар! Ты дочь мне или же лицемерка, действующая заодно со святошами?
Теперь послышались тихие звуки лютни, – словно серебряная насмешка над его грубыми словами.
– Если ты не послушаешься, я прикажу моим солдатам выломать дверь!
Звуки лютни умолкли.
– Хорошо, отец, погоди, я сменю платье, которое тебя так раздражает.
– Я жду.
Через минуту дверь открылась; Кампуш ворвался в комнату, бросился к умывальнику и, задыхаясь, налил стакан воды. Его дочь в простом домашнем одеянии сидела у окна.
– Кто позволил тебе принимать участие в шествиях? То, что ты не любишь своего отца, мне давно известно, но я запрещаю тебе показываться публично с его врагами.
– Мне было видение, отец. Флот Малакки погиб.
Она не поведала о том, что видела еще кое-что: человека, который спасся с тонущего корабля и отчаянно пытался добраться до некоего черного побережья. Она видела воздетую над волнами руку – даже в те моменты, когда голова его скрывалась в волнах, в этой руке была зажата палка или свиток, – она не могла разобрать.
– Мне нет дела до твоих видений. Я отлично знаю, в каком парнике они взращены. Через месяц ты обвенчаешься с Ронкилью, и все твои видения как рукой снимет. Сначала ты станешь ненавидеть меня; впрочем, ты уже сейчас меня ненавидишь, стало быть, ничего не изменится. Но как только у тебя появятся дети, ты даже будешь благодарна мне.
На какой-то момент Пилар привиделось сражение грубого Ронкилью с тем, из видения; она взглянула на отца.
– Да, я бы хотела иметь детей. Но никогда я не предам своего тела для продолжения ничтожного рода Ронкилью.
– Из какого же высокого рода происходила твоя желтолицая мать?
– Из того, что существовал уже тогда, когда Португалия была еще мавританской провинцией, а ее население – рабами магометан.
Сдерживая гнев, Кампуш оперся ладонями о стол; тонкая столешница розового дерева треснула. Он не был уместен в этой комнате – как бык, ворвавшийся в лилейный сад. Однако вскоре краска отхлынула от его лица, властная усмешка искривила губы, и он медленно приблизился к дочери.
