Льюис сжимает свои губы, это его первая и единственная реакция.
— Звучит, как будто так и есть.
Я дважды приподнимаю свои брови. Я не соврал, когда сказал, что собираюсь чертовски хорошо провести время. Я собираюсь. Всегда поднимает настроение хорошая шутка. Даже на свидании — пусть она и ужасная.
Я. Был. Весельчаком.
Но ключевое слово.
Был.
Льюис скрещивает руки на груди. Точно уверен, что ему есть еще что сказать, и мне придется это слушать, независимо от того, хочу я этого или нет.
— А тебе на самом деле нравится так уничижительно говорить о себе. Подобные замечания так легко слетают с твоего языка. Скажи мне, — говорит он, — как долго еще будет продолжаться эта позиция «пожалейте меня»? — Опустив взгляд на свои часы Apple, он притворяется, что делает подсчеты в своей голове. — Прошло… — он еще раз склоняет набок свою черную лысую голову, — десять недель, четыре дня и сколько… три часа на данный момент?
Я прищуриваюсь.
— Звучит так, будто у меня должна начаться счастливая полоса, — говорю я, полностью осознавая, как нагло это прозвучало. Но, эй, я заработал право быть мудаком. Если что и позволяют мне мои шрамы, так именно это.
— Ты отказываешься видеть светлую сторону, — говорит Льюис, разочаровано опустив голову.
— Светлую сторону? — повторяю я, не уверенный, правильно ли расслышал. — Здесь есть какая-то светлая сторона? — Я указываю на свою шею. — Должно быть, я пропустил это. Так что, пожалуйста, просвети меня, — мой голос становится более низким, — скажи мне, как в моей жизни все еще может быть светлая сторона. Скажи, почему мне пришлось оставить свою работу…
— Это отпуск, — прерывает меня Льюис.
— Потерять свою силу и большую часть ощущений в плечах…
— Которые ты восстанавливаешь.
— Превратиться из того парня, перед которым девушки готовы были выпрыгивать из своих трусиков, в парня, на которого они едва могут взглянуть…
— Такие женщины не достойны тебя.
— Остановись! Иисус чертов Христос, ты можешь просто остановиться! — говорю я, вставая и становясь к нему лицом. — Позволь мне тонуть в жалости к самому себе.
Льюис подходит на шаг ближе, настолько близко, что, если он придвинется еще хоть на сантиметр, наши грудные клетки соприкоснутся. Может, он на сантиметр или два выше меня, но, черт, временами кажется, что он выше минимум на метр, или это я настолько сильно уменьшился.
— Слушай, — говорит он строго, — я дал тебе время. Время упиваться этим, быть озлобленным, злиться. Я дал тебе больше времени, чем давал кому-либо еще.
