Вокруг самодержавия сплачивается «черная сотня».
Для провокации открывается самое широкое поле действия.
Однако революционный период не прошел бесследно и для русского политического сыска. Веяния времени коснулись и охранных отделений, вызывая в них дезорганизацию, порождая перебежчиков. Трудно сказать, что руководило этими «изменниками охраны», — искреннее ли желание оказать услуги революционерам или хитрый расчет на случай торжества революции.
В начале мая 1905 г. в редакцию «Былого» в Петербурге явился какой-то неизвестный, который стал добиваться личного свидания с В.Л. Бурцевым. Вот в каких выражениях сам Бурцев рассказал впоследствии о первой своей встрече с этим неизвестным (который оказался Михаилом Бакаем), сыгравшим крупную роль в разоблачении Азефа.
«Молодой человек, представший тогда предо мною, был лет 27–28 от роду. Он заявил, что желает поговорить со мною наедине по одному очень важному делу. Когда мы остались с ним вдвоем, он мне сказал:
— Вы… Владимир Львович Бурцев?… Я вас знаю очень хорошо… Вот ваша карточка. Я ее взял в департаменте полиции, — по этой карточке вас разыскивали!
Я еще не произнес ни слова. Мой собеседник после некоторой паузы сказал:
— По своим убеждениям я — с.-р., а служу в департаменте полиции чиновником особых поручении при варшавском охранном отделении!
— Что же вам от меня нужно? — спросил я.
— Скажу вам прямо, — ответил мне мой собеседник, — я хочу знать, не могу ли я быть чем-нибудь полезным освободительному движению?
Я пристально посмотрел ему в глаза. В голове у меня пронеслись роем десятки разных предположений. Вопрос был поставлен прямо. Я почувствовал, что предо мною стоял человек, который, очевидно, выговорил то, что долго лежало у него на душе и что он сотни раз обдумывал, прежде чем переступить мой порог»[9].
И Бурцев дальше продолжает рассказывать, как он обстоятельно растолковал молодому «сыщику-революционеру», что всякий может служить освободительному движению по мере своих сил и способностей. Его собеседник стал тогда говорить, что он мог бы быть полезным в некоторых с.-р. практических делах, но Бурцев заметил ему, что сам он литератор, занимается изучением истории революционного движения; ни к каким партиям не принадлежит и лично поэтому может с ним говорить только о том, что связано с его историческими изысканиями, работами и вопросами, так сказать, гигиенического характера: выяснением провокаторства в прошлом и настоящем.
