Они его поволокли в маленькую комнату. А он просил:
— Товарищи, дорогие товарищи. Не надо.
— Мы тебе не товарищи. Молчи. Рабочие его связали. Он отчаянно боролся.
— Товарищи, все, что вы слышали — неправда, — говорил он, пытаясь кричать.
— Знаем. Молчи!
— Я сделал все это ради бывшей у меня идеи…
— Знаем твои идеи!
Все было ясно. Гапон — предатель, провокатор, растратил деньги рабочих. Он осквернил честь и память товарищей, павших 9 января. Гапона казнить…
Гапону дали предсмертное слово.
Он просил пощадить его во имя прошлого.
— Нет у тебя прошлого. Ты его бросил к ногам грязных сыщиков, — ответил ему один из присутствующих.
…В семь часов вечера все было кончено.
Я не присутствовал при казни. Поднялся наверх, только когда мне сказали, что Гапон скончался. Я видел его висящим на крюке вешалки в петле. На этом крюке он остался висеть. Его только развязали и укрыли шубой…
Все ушли… Дачу заперли».
Смерть Гапона, в котором многие продолжали видеть славного героя 9 января, произвела ошеломляющее впечатление на русское общество. Всех волновал вопрос: кем был убит Гапон — революционерами или правительством. Молва утверждала даже, что труп, найденный в Озерках, вовсе не был трупом Гапона. И вокруг загадочного исчезновения создавалась медленно целая легенда.
На Рутенберга отказ центрального комитета признать убийство Гапона партийным актом подействовал потрясающим образом. Напрасно он доказывал в целом ряде официальных писем и обращений, что он получил вполне ясные и точные инструкции от Азефа (принятые этим последним на совещании с Субботиным и Красновым, в присутствии самого Рутенберга), — центральный комитет это отрицал. Да и на самом деле Азеф сумел себя так поставить, что формально был прав. Напрасно также Рутенберг требовал назначения следствия — Азеф этому воспротивился. Этого было вполне достаточно. Азефу слепо доверяли. К его мнению присоединились, не вникнув в сущность дела. И только после разоблачения провокатора стал понятен истинный смысл его роли в убийстве Гапона.
Сообщал ли Азеф о готовящемся убийстве Гапона Рачковскому? Вряд ли. Против этого говорит слишком искреннее желание Азефа отделаться одновременно от своего «вдохновителя и учителя». И не его была вина, если «двойной удар, который его особенно удовлетворил бы», не удался. Он мог по крайней мере утешаться тем, что хоть часть плана выполнена и опасный конкурент навсегда устранен.
Возможно, что Рачковский сам предвидел кровавую развязку в Озерках. Он был слишком опытный совратитель и знаток, чтоб понимать, куда заведет Гапона его опасная игра. Ведь он должен был знать, что Рутенберг не принадлежал к «боевой организации» (через Азефа или Татарова), и, вероятно, догадывался, что тем руководят иные побуждения, чем желание продаться в провокаторы. К тому же Рутенберг вопреки инструкциям Азефа ничего не сделал для симуляции убийства Дурново, что Рачковскому нетрудно было установить и сделать надлежащий вывод.
