А тебе плевать на лодочки. Ты рад дождю.
И утром ты выходишь из дома во всеоружии. Ты, как и планировалось, совершенно готов и совершенно спокоен.
– А тебе чего, мальчик? – спрашивает толстый инкассатор, запихивая в машину тугие мешочки.
– Дяденька, а я такое в кино видел, – говоришь ты. – Там внутри, что, правда куча денег?
– Правда-правда. Иди давай отсюда.
– Я-то иду. А просто интересно.
– Интерееесно! – передразнивает тот. – Иди давай уроки делай.
– Я-то пойду.
– Ну и иди.
Все по сценарию. Деньги точно твои!
Девушка с большим животом ела черешню. Брала с большого блюда влажные ягоды и запихивала в рот – очень вкусно!
В каком-то смысле ей даже повезло. Не случись этого ребенка, не видать бы ей черешни. Со студенческой стипендии не больно разживешься.
Так она думала сейчас, пока сладкий черешневый сок заполнял ее рот. Но при этом она прекрасно понимала, что лукавит, что как только черешня закончится, а ребенок в животе начнет танцевать, ее мысли резко изменятся.
Она уже не будет думать о том, как ей повезло. Она будет думать о своем предательстве. О том, что комочек в ее нутре скоро осиротеет и всю ее жизнь будет незримо корить этим сиротством свою непутевую мать.
«А что, если оставить его?» – уже в стотысячный раз врала себе она. Убежать, уехать, скрыться. И никто не найдет. И ребенок останется с ней.
«А как же контракт? Ведь подписала, обязалась… Да и ему там лучше будет».
«Там» не обозначало конкретного места. «Там» – это было где-то с другими людьми, с названными мамой и папой, хорошими, обеспеченными, любящими.
«А если не полюбят? Если будут мучать и корить каждым куском?»
Это было страшно.
А вот кое-что пострашнее:
«А когда я состарюсь и буду ехать в трамвае с тяжелыми авоськами с рынка, он мне места не уступит. Будет сидеть себе, плеер слушать и не догадываться, что над ним его мать стоит, что у нее в авоське черешня мнется. И я не буду знать, что это он. И именно потому, что не буду знать точно, в каждом подходящем по возрасту парне мне будет видеться сын. В сотнях парней, в тысячах».
И голова ее начинала кружиться. То ли от страха, то ли потому, что сроки ее подходили – со дня на день рожать.
То, что у нее в животе мальчик, она знала точно – Контора оплатила дорогой ультразвук.
Было ей также известно, что ребенок совершенно здоровый, хорошо развитый, правильного веса.
С экрана монитора, где он копошился в ритм самому себе, как она ощущала его под ребрами, он казался славным и чудовищно реальным.
