Выходим на рассвете | страница 90
— Горлинка? А это какая?
— Она… как голубика…
— Голубика? — рассмеялась Ольга. — Голубика — это у нас ягода.
— Виноват, голубиха. Голубшица.
— Голубка, хотите сказать? Голубь — он, а она — голубка.
— О, да, да. Спасибо, я еще плохо по-русски.
— Не прибедняйтесь, — ободрила Ольга. — Ведь я все понимаю, все, что вы говорите. Так какая она, ваша горлинка?
— Немного меньше голубица.
— Опять — голубица?!
— Голубка, голубка! Теперь я говорю верно, да? Горлинка — хвост больше, большой, чем голубь.
— Длиннее?
— Да. Немного. Горлинка — много красивая птица.
— Не много, а очень! — опять поправила Ольга. — Вы держали горлинок?
— В клетка? Нет, нет! — рассмеялся Гомбаш. — Горлинка трудно поймать. Она — это… — он на секунду замолк, подбирая нужное слово. — Она… свободный птица…
— Дикая!
— Да, дикая птица. Дом на дереве…
— Дом? Скворечник?
— Почему — скворечный? Ее дом!
— Гнездо?
— Да, гнездо, и там — два яйцо.
— Всего только два?
— Да.
— А как она поет? Покажите.
— О, это очень трудно…
— Попробуйте.
— Пожалуйста, если ваша просьба…
Гомбаш сосредоточился, вытянул губы, старательно издал несколько звуков, но тут же конфузливо умолк, поняв, что воспроизвести пение горлинки ему совсем не удалось. Ольга едва сдержала улыбку:
— Ой, неужели ваша горлинка так поет? Вроде сыча, да? Или вроде кукушки?
Но Гомбаш еще не знал, что значит по-русски сыч, что значит кукушка. А спросить постеснялся.
Заметив его смущение, она заговорила о другом:
— Вы очень скучаете по родным местам? Кто вас там ждет?
— Отец, мать.
— А больше никто?
— Наверное, нет…
— Почему — наверное?
Он ответил не сразу. Собственно, не ответил даже, а с неожиданной для себя откровенностью стал рассказывать об Эржике. Так бывает нередко: человеку малознакомому, встреченному порой впервые, легче открыться, чем кому-то из тех, кто повседневно рядом. Так случается, когда исповедальная потребность становится нестерпимой.
Внимательно и серьезно, не перебив ни единым словом, Ольга выслушала Яноша, потом спросила:
— Вы еще любите ее?
— Не знаю…
— А мне кажется — страдаете по ней! А она-то, похоже, выкинула вас из головы. Из сердца — тоже! Наверное, уже замужняя давно!..
Яноша удивила ожесточенность, с которой Ольга произнесла свою тираду. Что ей до его переживаний? Они и познакомились только сегодня…
Но он был рад, что встретил неподдельное сочувствие. Как давно ждал он такого сочувствия! Янош охотно отвечал на вопросы Ольги, удивляясь, как легко ему быть откровенным с нею. Она расспрашивала осторожно, словно чуть прикасаясь пальцами к больному месту. Он говорил с нею и все более удивлялся, откуда в этой девушке, которой всего восемнадцать и которая поначалу показалась ему лишь смешливой, пусть не лишенной привлекательности простушкой, — откуда в ней так много душевного такта и истинно женской мудрости? И еще ему казалось удивительным и странным, как их разговор, вначале шутливый, ничего не значащий, начавшийся с рассуждений о соловьях и горлинках, разговор при первой встрече, вдруг коснулся самого для него сокровенного.