— Верно, мистер Каллен, вам в пору удивиться моему ангельскому терпению и сказать спасибо, что я вообще с вами беседую, наверное, в память о том светлом, что когда-то было.
— Спасибо, — быстро ответил вампир, так и не убирая руки от стены, тем самым всё ещё преграждая мне путь.
— Почему бы вам не отпустить меня?
На каменном лице Эдварда не дрогнул ни единый мускул, но пока он не отвёл глаза, я видела в них почти агонию…
— Ну и что вами движет? Спор или охотничий инстинкт? — я оглянулась на компанию вампиров.
Элис замерла и с тревогой смотрела на нашу пару, рядом с ней Джаспер прикрыл глаза рукой, как будто ему было стыдно наблюдать это безобразие. Роуз стояла, прислонившись к «Вольво», а её парень, Эмметт, как единственное подвижное пятно на этой картине молчаливых наблюдателей, качая головой, медленно отсчитал деньги, а затем передал их блондинке.
Значит, спор…
— Можешь не отвечать.
Я попыталась вывернуться, но едва не упала. Эдвард вовремя поймал меня, удержав в вертикальном положении.
Со злостью я уставилась себе под ноги. Чёртовы пуанты! А сначала они казались такой замечательной идеей…
— Я не спорил на тебя, Белла. Это Эмметт любитель пари. Я не хотел… Да нет, я вообще не ссорился с тобою, Белла, — в тоне вампира было столько сердечности, будто он давал мне великую клятву на верность, ну, или присягу…
Да, он со мной не ссорился. Он просто сначала внезапно уехал, потом вернулся, нахамил мне, обдав презрением, а дальше игнорировал больше недели. А так, не-ет, мы не ссорились…
Положив руку туда, где у него должно было биться сердце, я заставила вампира отстраниться и, наконец, выйти из моего личного пространства.
Тихо, с расстановкой, попыталась объяснить ему проблему, которой он, кажется, не заметил, когда шлея под хвостом посоветовала ему восстановить дружбу со мной:
— Запомни, Каллен. Я не брезгливый человек. Я могу ради великой цели поцеловать лягушку, ампутировать ногу человеку с сахарным диабетом, съесть средиземноморского таракана или покопаться в немецких архивах времён Второй мировой войны… Но брезговать собой я никому, никогда, ни за что не позволяла и позволять не буду. Я даю один шанс и больше не стучу в закрытую дверь. Я закрываю её на ключ со своей стороны, подпираю ручку стулом и сажусь на него сверху, приступив к перевариванию ключа. Я доступно объясняю?
Не знаю, возможно, мне показалось, но во взгляде столетнего подростка я увидела мелькнувшее уважение. Его внимательные глаза, не отрываясь, смотрели на меня во время моей маленькой речи и всё отчётливей в них проступало понимание.
