Его история взволновала Даниэль. Это же так соблазнительно – начать все сначала. С чистого листа. Конечно, с ребенком осуществить такое сложно. Но кратковременная работа у Джошуа даст ей шанс.
Даниэль наклонилась и поцеловала Райли.
– Звучит невероятно. И устрашающе.
– Единственное, что пугало меня, – это вернуться обратно, ничего не изменив. Я не мог этого допустить. Я работал больше на износ. Я ставил цели и достигал их. А потом я встретил Шеннон.
Что-то перевернулось в душе Даниэль, когда Джошуа произнес имя другой женщины. Ею овладело… любопытство. Но какое-то болезненное любопытство. Ей безумно захотелось узнать все о женщине, которая разделяла жизнь с Джошуа, о той, которая, несомненно, сделала его таким, каким он стал. Она чувствовала, что только через эту женщину сможет понять его.
– И что потом? Кто эта Шеннон?
– Она была моей девушкой. На протяжении четырех лет, пока я работал в Сиэтле. Мы жили вместе. Я собирался сделать ей предложение. – Джошуа отвернулся. – Потом она узнала, что беременна, и я решил не тратить время на помолвку и перейти сразу к свадьбе.
Даниэль знала, что у этой истории нет счастливого конца. Ведь сейчас у Джошуа нет ни жены, ни детей.
– Свадьба не состоялась, – высказала она свое предположение.
– Она хотела устроить пышную свадьбу, но сначала дождаться рождения ребенка. Я согласился. У нее случился поздний выкидыш. Почти в пять месяцев. Ты не представляешь, через какие мучения она прошла. Но восстановление было еще более мучительным. И я не знал, что делать. Я вернулся к работе. У нас была уютная квартира с видом на город, и моего заработка вполне хватало на нас двоих. Я мог ее содержать. Я делал все, чтобы она была счастлива, чтобы занималась подготовкой к свадьбе.
Даниэль понимала: Джошуа не вдается в детали, потому что для него это все еще болезненная тема. Его рассказ содержал сухие факты: он жил с любимой женщиной и собирался на ней жениться. Они ожидали ребенка и потеряли его.
Она покрепче прижала к себе Райли.
– Ей становилось хуже. Эмоционально. Она перебралась в другую комнату, а потом перестала вставать с постели. Она очень страдала. Поначалу я не задавал вопросов, потому что считал, что ей требуются обезболивающие после того, через что она прошла. Но она продолжала их принимать. И я задумался, нормально ли это. Мы даже поругались из-за этого. Она сказала, что меня нет рядом с ней, что я все время на работе, и поэтому я не вправе подвергать сомнению ее боль – физическую или иную. И знаешь… я решил, что, возможно, она права. И я отпустил ситуацию. На целый год. А потом узнал, что все гораздо хуже, чем я думал. Но когда я сказал об этом Шеннон, она разозлилась.
