Чуть в отдалении вижу за столиком фигуру вчерашнего громилы, как я сегодня узнал — правую руку дона Истимия. Рядом с ним, похоже, и сам Истимий. Пока иду к их столику, все время спиной чувствую взгляды стражников.
Истимий смотрит на меня внимательно и оценивающе. Он совершенно не похож ни на одного из вчерашних бандитов. Узкое аристократическое лицо, одет очень элегантно, даже шелковый шейный платочек повязан, тонкие пальцы с большим количеством перстней. Оружия при нем, разумеется, нет. Чувствует себя в дорогом ресторане явно как рыба в воде — сидит ровно, с прямой спиной, но при этом совершенно свободно. В отличие от своей «правой руки», которому тут неуютно — он ерзает, оглядывается по сторонам, стискивая в руке бокал с пивом. Да, не глиняную кружку, к которым, он, скорее всего, привык, а высокий стакан из тонкого стекла.
Когда останавливаюсь возле столика, взгляд главы мафии, который до этого словно УВ-лучами меня просвечивал, становится слегка ироничным.
— Присаживайтесь, Чак, — кивает он на свободный третий стул.
Хм, не поздоровался, без приставки «господин», хорошо хоть на «Вы», а не на «ты». Можно было бы, конечно, здесь сразу и полезть в бутылку, однако я решаю быть вежливым. Для начала, а там посмотрим. Зависит от того, начнет ли он мне сейчас предъявлять какие-то претензии или разговор пойдет по-другому.
Поэтому отвечаю ему вежливым кивком и, садясь на стул, говорю:
— Благодарю Вас, дон Истимий. Мне сказали, что Вы хотели меня видеть?
Тот по-прежнему смотрит на меня иронично, взял свой фужер за ножку и слегка его прокручивает. Бугай Кордуб же при моем появлении перестал озираться, сейчас сидит, опустив голову, не смотрит на меня и тяжело сопит. Выждав паузу, видимо достаточно меня разглядев и сделав какие-то свои выводы, мафиозо наконец, произносит:
— Да это не я, это мой помощник хотел с тобой поговорить. Попросить тебя о чем-то хочет. — Давай, — обращается он к громиле.
Тот долго молчит, не решаясь начать разговор — видно, что ему сейчас очень тяжело. Истимий не торопит, переведя свой ироничный взгляд теперь на него. Однако теперь ирония уже немного иная — к ней добавляются жесткость и, слегка, презрение.
— Господин Чак, — говорит, наконец, Кордуб хриплым голосом (О! Я — господин!), — я… это… Колечко верните, пожалуйста…
Видно, что слово «пожалуйста» дается ему особенно тяжело.
— Дорого мне оно очень, это колечко. Я готов выкупить его…
Он поднимает голову и смотрит на меня просительно, так что даже становится его жалко. Одно из колец, которое я с него снял, сейчас у меня на руке, но на него он даже не смотрит. Ясно, что речь идет о втором — том самом изящном женском колечке со странным вторым металлом. Жалко, что не успел оценить его у ювелира, но говорить ему, что сначала оценю, а потом пусть выкупает, сейчас, в присутствии главного мафиози города, неуместно.
