1940-Счастливый год Сталина | страница 3



перед баварским военно- полевым судом так выразил savoir vivre (здесь: кредо) этих преобра­зователей мира: «Мы, коммунисты, все — покойники на свободе»[4].

В таком положении у носителей этой психологии — в качестве своего рода компенсации — развилась единственная непреодолимая страсть, а именно: страсть к власти.

Речь не идет о получении «временных» властных полномочий, о властном инструментарии, о политической власти, «заимствован­ной» у суверена. Скорее дело тут в чувственном восприятии власти как квинтэссенции сущего. «Действительное намерение настоящего обладателся власти настолько же гротескно, насколько и невероятно: он хочет быть единственным в своем роде. Он хочет пережить всех,

К Р g к о д и л


которых, правда, нет _>1

Германии Худ,-К, Ротов

дабы никто не пережил его. Любой ценой он сгремится избежать смерти, и никто, абсолютно никто не должен угрожать ему смертью Пока живут люди, кто бы это ни был, он никогда не будет чувствовать себя в безопасности»>0. Такова в сжагом виде психическая диспози­ция верховного кавказского пришельца, надолго обосновавшегося в Кремле.

посланцы Нового 1940 года получили путевки в капита­листические страны, среди

кис. 1 Крокодил Декабрь 1939 № 35/36. Плачущие

Здесь мы можем также определить внутреннюю форму сталин­ского «счастья»: «Конкретное ощущение счастья, что ты выжил, переживается очень сильно. Однажды проникнувшись им и осознав его. стремишься ощутить его вновь, и очень скоро это влечение пре­вращается в ненасытимую страсть Одержимый ею будет стараться присваивать формы окружающей его общественной жизни таким об­разом, чтобы они служили удовлетворению этой страсти»[5].

Эта ментальная констелляция представлена нами на примере по­литической деятельности Сталина; как это ни парадоксально, она проявилась особенно ярко в наиболее спокойный период его 6hoi ра­фии — в том покрытом пеленой времени 1940 году.

Следует, правда, заранее оговориться: исторические свидетель­ства о нем, как раз относящиеся к этому году, в частности автобиогра­фические сведения, письма, мемуары ближайших сотрудников и т. д.* которые могли бы пролить свет на ощущение им счастливых момен­тов, почти не сохранились. Кроме того, в настоящее время в целом для биографии Сталина не существует документальной основы. По­сле многих лет усиленного переписывания на потребу дня или даже уничтожения основных исторических источников, касающихся по­литической деятельности Сталина, «оставшиеся документы не могут считаться надежными. Достоверные воспоминания людей, близко знавших Сталина... и его частную жизнь, также не сохранились или, по крайней мере, они никогда не публиковались»[6]. Отмеченное нами положение с источниками до сих пор практически не изменилось. Из семейного окружения Сталина, к примеру, остались только дневники Марии Семеновны Сванидзе, сестры первой жены Сталина Екатери­ны Семеновны Сванидзе, по которым можно еще судить о домашней, в некотором роде приватной, атмосфере. Но Мария была в 1939 г. арестована и 3 марта 1942 г. расстреляна. Записи в ее дневнике пре­рываются незадолго до ареста ее брата, Александра Семеновича Сва­нидзе, в декабре 1937 г. В декабре 1940 г. ему был вынесен смертный приговор, вскоре замененный на 15 лет лагерей. Но в августе 1941 г. состоялся новый процесс, и по приказу Л. П. Берии Александра Сва­нидзе расстреляли.