— Точно! — стараясь не показать раздражения, ответил Фредерико. — В неё самую.
— Так ночь скоро. Темно.
— Но ты же моряк, — не унимался испанец, — знаешь путь как свои пять пальцев. С закрытыми глазами довезёшь.
Мужчина вынул трубку и сплюнул.
— Дороговато будет.
— Не вопрос! — Фредерико похлопал по толстому кошелю, висевшему на поясе.
Всю дорогу до Кале он проспал, несмотря на шум волн и крики матросов, сновавших по кораблю. Во Франции его высадили на берег, отняв кошель с деньгами, которыми его снабдила королева. Хозяин корабля вытряхнул все вещи на палубу, кинув ему вслед пустой мешок. Через мгновение рядом приземлилась шпага.
— Я же говорил, будет дорого! — рассмеялся капитан, приказывая матросам немедленно пускаться в обратный путь. Впрочем, Фредерико понимал, что ловить разбойников всё равно никто не будет: жители Кале сновали туда-сюда, не обращая ни малейшего внимания на случившееся на их глазах.
До Испании было далеко. Письмо от Екатерины к племяннику Карлу Пятому с мольбой о помощи и подаренная отцом шпага — это всё, что осталось у Фредерико ценного. Он медленно побрёл в город в поисках временного пристанища.
Вслед за ним незаметной тенью последовал закутанный в плащ человек. В отличие от испанца у него осталась не только шпага — кинжал, спрятанный под плащом, приятно холодил руку, тяжёлый кошель оттягивал пояс. Письмо у него тоже было. Да вот только верительные грамоты от Генриха явно выглядели более солидно, чем секретное послание его почти уже бывшей жены.
— Хм, — Джон скривил тонкие губы, словно съел что-то кислое, — посмотрим, мой юный друг, как ты теперь будешь добираться до Испании. Осталось лишь пересечь Францию. Всего ничего.
Он обернулся. Хозяин корабля, не успевшего отойти далеко от берега, махнул ему рукой. Джон еле заметно кивнул и пошёл дальше. Фигура Фредерико маячила впереди…
2
Бэт помнила всё так отчётливо, будто не в утробе матери находилась, а присутствовала при всех событиях. Живым, полноценным человеком присутствовала, видела, слышала, и главное, понимала. Кто-то скажет, она наслушалась историй. Ей просто подробно рассказывали о случившемся, и эти рассказы стали частью её жизни. Но Елизавета была уверена — она наблюдала за всем сама, лично. В ней жили будущее, настоящее и прошлое, яркие картинки, всплывающие в памяти, возникающие перед глазами, создаваемые воображением…
* * *
— Брак аннулирован! — Всего два слова, а Генрих готов был вскочить со стула и скакать по огромному залу, как мальчишка.
