Мои пальцы касались прекрасной чаши, и под ними, я знал, была история, изложенная в чеканных фигурах — Зевс, появившийся из золотого дождя, оцепеневшая царевна, их совокупление.
— Я и моя дочь благодарны тебе за щедрый дар, хоть он и столь ничтожен для тебя.
Сдержанный шепот среди царей. Это было оскорбление, которого мой отец, казалось, не понял. Мое же лицо вспыхнуло.
— Я сделаю Елену царицей в моем дворце. Так как жена моя, как тебе известно, не способна править. Мои богатства превышают все, чем владеют эти юнцы, а мои дела говорят за себя сами.
— Я думал, соискателем является твой сын.
Я обернулся в сторону раздавшегося вдруг голоса. Голоса человека, еще не представлявшегося. Он был последний в очереди ожидавших, расслабленно сидел на скамье, вьющиеся волосы его отблескивали в свете огней. У него был рваный шрам на ноге, шов, прочертивший загорелую кожу от подъема до колена, вился по мускулистой икре и терялся под туникой. Похоже на след от ножа, подумал я, или чего-то подобного, взрезавшего плоть и оставившего рваные края, чья обманчивая мягкость словно скрывала ярость, с какой рана была нанесена.
Мой отец разозлился. — Сын Лаэрта, я не помню, чтобы тебя приглашали к разговору.
Человек улыбнулся. — А я без приглашения. Просто вмешался. Но тебе не стоит опасаться моего вмешательства. У меня тут своего интереса нет. Я говорю как сторонний наблюдатель.
— Что это значит? — отец нахмурился. — Если он тут не за Еленой, тогда за чем же? Пусть возвращается к своим скалам и своим козам.
Человек поднял брови, но ничего не ответил.
Тиндарей также был невозмутим. — Если соискателем является твой сын, как ты говоришь, то пусть представится.
И даже я догадался, что теперь моя очередь говорить.
— Я Патрокл, сын Менетия. — Мой высокий голос казался хриплым от долгого молчания. — Я здесь как соискатель руки Елены. Мой отец царь и потомок царей.
Больше мне было нечего сказать. Отец не научил меня, что говорить и делать, он и не подумал, что Тиндарей обратится ко мне. Я встал и понес чашу к громоздившейся куче даров, и пристроил ее туда, где она не могла свалиться. Повернулся и пошел на место. Я не опозорился, не дрожал и не мямлил, и мои слова не были глупы. Но мое лицо горело стыдом. Я понимал, как выгляжу в глазах этих людей.
Между тем, череда соискателей продвигалась. Следующим, кто преклонил колена, был гигант, вполовину выше моего отца, широкий в плечах. За ним двое слуг поставили громадный щит. Щит казался частью его, краем доставал до его макушки; обыкновенный человек не смог бы нести его. И на нем не было украшений — выщербленные и изрезанные кромки несли свидетельства о битвах, которые он повидал. Аякс, сын Теламона — так назвал себя этот великан. Речь его была отрывистой и краткой, возводя его род к Зевсу и приводя огромный рост и силу свидетельством покровительства его предка. Даром его было копье, прекрасно вырезанное из упругого дерева. Закаленный наконечник блестел в свете факелов.
