Меня призвали к царю. Помню, как мне это претило — долгий путь по бесконечной тронной зале. Перед троном на каменных плитах я преклонил колени. У иных из царей были в заводе коврики для колен тех посланников, кому предстоял долгий рассказ. Но у моего отца такого обычая не было.
— Дочь царя Тиндарея наконец на выданье, — сказал он.
Это имя было мне знакомо. Тиндарей был царем Спарты и владел обширными наделами плодородных южных земель, чему мой отец завидовал. Я слышал и о дочери его, ее называли прекраснейшей из женщин наших земель. Ее матерью Ледой овладел однажды Зевс, сам царь богов, принявший облик лебедя. Девять месяцев спустя чрево ее произвело на свет две пары близнецов — Клитемнестру и Кастора, чад ее смертного супруга, и Елену и Полидевка, сияющих лебедят бога. Но боги, как всем известно, плохие родители; как и ожидалось, Тиндарей признал своими детьми всех четверых.
Я ничего не ответил отцу, услышав эту новость. Подобное известие ничего не значило для меня.
Отец прочистил глотку кашлем, гулко отдавшимся в тишине покоя. — Было бы хорошо заполучить ее в нашу семью. Ты посватаешься к ней. — Кроме нас, в зале никого не было, потому то, как я фыркнул в изумлении, уловили лишь его уши. Моя неловкость была понятна без слов. Отец и сам знал все, что я мог ему возразить: что мне всего девять, я невзрачен, неуспешен и что меня это не занимает.
Мы выехали следующим утром, с большим грузом даров и провизией для поездки. Воины сопровождали нас в своих лучших доспехах. Не много я запомнил из поездки — она прошла по сельским дорогам, не оставившим у меня никаких впечатлений. Во главе кавалькады мой отец диктовал все новые приказы писцам и посланникам, которые разъезжались в разные стороны. Я смотрел вниз, на кожаные поводья, разглаживал их поверхность большим пальцем. Я не мог понять, зачем я здесь. Как и многое из того, что делал мой отец, это было для меня неясно. Ослик мой покачивался, и я покачивался вместе с ним, радуясь, что хоть это отвлекает.
Мы оказались не единственными, кто приехал свататься в дом Тиндарея. Стойла были полны лошадей и мулов, с которыми возились слуги. Отец, казалось, был недоволен долгим ожиданием, я видел, как он, хмурясь, проводил рукой по камням очага в наших покоях. Я привез из дома игрушку, лошадку, чьи ноги могли двигаться. Я поднял ее копыто, представляя, что еду на ней, а не на своем ослике. Один из солдат сжалился надо мной и одолжил мне игральные кости. Я стучал ими по полу, пока они не легли шестерками.
