* * *
«Если бы не мерный стук тяжелых подошв сапог охраны, я бы решил, что это все во сне, – подумал Лем, – И ведь мне плели про спасение и службу стране. Болтовня ради моей подписи в каком-то документе? Могли бы и подделать почерк, если так нужно. Да, одно я теперь знаю наверняка – в Демиругии от тебя не зависит ничего, даже твоя собственная судьба».
Лем на секунду поднял взгляд от пола и глянул вперед в надежде увидеть хоть намек на конец этого путешествия по нескончаемому коридору. И увидел, правда, сразу получил подзатыльник сзади и опять уперся глазами в пол:
– Не глазеть, я сказал.
Сначала, когда эти переводы из одной камеры в другую только начались, сразу после того допроса, Лем терпеливо ждал. Он ждал, когда, наконец, его вытащат отсюда люди Конторы. На собраниях всегда говорилось, что даже если революционер попадет в застенки, его рано или поздно вытащат свои. Но камеры менялись, время шло, а помощи не было. Несколько раз Лем оставлял в камерах, которые покидал, тайные послания, чтобы если помощь не успеет и не застанет его там, то будет знать, когда он покинул камеру. Это не помогло. С каждым днем уверенность в спасении таяла, уступая место сначала панике, потом горькому отчаянию, а затем и вовсе серому безразличию. Не было больше никаких допросов, единственными посетителями его бетонной клетки продолжали оставаться молчаливые охранники. Сначала были побои. Да такие, что Лему приходилось потом пару дней отлеживаться без сил на подъем. Теперь же всем стало на него абсолютно наплевать. Лишь переводы осуществлялись с завидным постоянством.
Длинный коридор, в конце концов, закончился еще одной дверью без всяких обозначений. «И как они только здесь сами ориентируются? Я бы сейчас свою камеру и не нашел». Один из охранников подошел к стене и вдавил едва заметную кнопку. Некоторое время ничего не происходило. Все молчали, и Лем впервые решил нарушить тишину:
– Куда на этот раз, начальник? – и осекся под взглядами опешивших от такой наглости охранников.
Тот, кто стоял у стены, положил было руку на дубинку, чтобы как следует проучить потерявшего всякий страх заключенного. В этот самый момент раздался уже знакомый стервозный вой и следующее за ним лязганье замка. Одарив Лема взглядом, обещающим много интересных вещей при первой же возможности, охранник зло процедил сквозь зубы:
– Пшел, Свирягин. На выход.
Стоило Лему оказаться снаружи, как его обдало утренней осенней прохладой и тут же бросило в дрожь. Из одежды на нем была только тонкая тюремная форма, не защищающая от ветра. Лема схватил за плечо какой-то человек и потащил за собой. Небольшой двор, в который его вытащили, был окружен высоким забором из бетонных плит. На самом верху топорщились во все стороны злобные кольца колючей проволоки. Тусклое свинцовое небо давило сверху и создавало ощущение, что это и не улица вовсе, а каменный мешок, из которого нет выхода. Лем мельком обернулся назад и не смог разглядеть, где же та дверь, откуда он только что вышел. Там были лишь выщербленные серые стены. А может, и это показалось.
