Через пылающие кварталы прибежали на командный пункт. На Мотиной обгорела одежда. Она надела мужской костюм — черные брюки и гимнастерку ученика ремесленного училища.
С утра бомбежка возобновилась. Теперь и командный пункт оказался разбитым. Прямым попаданием фугаски двое были убиты, трое ранены. Оставшиеся в живых нашли защиту в садике напротив Дома грузчиков. Среди них была Мотина.
Так прошел день.
Утром комсомольских работников разыскал секретарь обкома и дал задание — идти по подвалам, блиндажам и собирать детей.
— Отцы воюют, многих матерей покалечило или убило, нельзя, чтобы дети погибали, оставались беспризорными, — сказал секретарь.
Все знали, что происходило именно так.
Шестилетний Валя из семьи Костиных укрылся в бомбоубежище вместе с мамой. Он с братом сидел в углу, а мама — около двери. Бомба упала ближе к двери, и Костя стал сиротой.
Рая Гончарова спасалась в блиндаже. Летом в городе бывает очень жарко; так было и в день этой бомбежки. Фашисты висели над городом много часов подряд, дети стали изнывать от жажды. Мама вышла из блиндажа, чтобы достать воды. Рядом упала бомба, мамы не стало в одно мгновение.
Все это происходило в конце лета, а значительно поздней мне рассказывал об этом первый секретарь обкома комсомола Виктор Левкин.
Рассказывал он и про Шуру Агеенкову, которую избрали секретарем обкома комсомола. Действуя с поразительной отвагой на захваченных врагом улицах города, Шура расклеивала антифашистские листовки, специализировалась на перерезывании линий связи. За этим занятием ее застал немецкий офицер и тут же на улице разбил ей рукояткой пистолета голову. Шура очнулась в землянке у старой женщины, которая подобрала ее — окровавленную, потерявшую сознание.
Сразу уходить было опасно, к тому же от потери крови девушка обессилела. Она решила день-другой отлежаться. Утром ее обнаружили и схватили. Смилостивившись, один из офицеров назначил Шуру служанкой. Ей пришлось вступить в новую для себя роль.
Поздно вечером гитлеровцы перепились и уснули. Шура перерезала провод телефона. Затем облила бензином деревянные стены дома и подожгла его.
Левкин сообщил, что в городской организации осталось всего лишь две тысячи комсомольцев, наибольшая часть людей ушла в армию. А эти две тысячи только формально не числились в войсках, потому что весь город и область были фронтом, к тому же необычайно тяжелым.
— Все дни были трудными, — продолжал рассказ секретарь обкома комсомола, — но очень запомнился день 23 августа.
