Не выход, — согласился начальник штаба. Бревно тоже не ходит на выборы. Однако это не делает его просветлённым. И Шимода пнул ногой бревно, вернее, то, что показалось ему бревном, хотя это было ведро, и оно покатилось по полу с глухим стуком.
Что же будет? — спросил я. Что нас ждёт? Всегдашняя ебля между жабами и гадюками? Нет, — твёрдо ответил Шимода. Настанет день, и миллионы рабочих пчёл поднимутся в воздух, оставив внизу агонизировать рептилий и земноводных, сплетённых между собой в причудливых позах из Кама-сутры, и понесут пыльцу от тычинок к пестикам, и каждая пчела будет понимать, что нет никакой пчелы, а есть только цветы и любовь, любовь между цветами, и то, что соединяет влюблённых — это и есть мы, и наш труд, и нам нечего терять, кроме гравитации, а то, что нас ждёт — это равенство, братство, небо и вечная жизнь.
В последний раз я видел Ивана Шимоду там же, где мы познакомились: на лётном поле у посёлка Сельцо Волосовского района. Шимода прыгал с парашютом, я стоял и смотрел внизу. В тот день стропы спутались, внезапно налетевший вихрь понёс моего начальника штаба на линии высоковольтных передач, что-то оголилось, замкнуло и там, вдалеке, где-то, где мне не было видно, он сгорел, как мотылёк над керосиновой лампой. А пока я видел его в бело-голубом, цвета талого снега небе, он был похож на семя одуванчика, летящее над коротким летом.
