Источник грез | страница 2



.

Тогда он обратился к собственной своей речи, отлитой в дивные формы и расцвеченной красками, и стал искать уже в ней; и к океану собственного разума — насколько мог разглядеть отсюда, с ближнего берега, вершины его подводных скал и нежданные водовороты; и к собственной своей душе — насколько мог погрузиться в ее глубину. Но ни в неподвижных глубинах, ни на необъятном, холодном просторе теней и бликов, ни даже в мысли — мысли, отлитой в формы слов, и расцвеченной красками, и рождавшей прекрасные видения его фантазий, — он так и не нашел ту серебряную нить, ту невидимую тонкую черту, которую душа познаёт, лишь расставаясь со смертностью, как аромат расстается с розой на исходе дня.

И нашла на него великая печаль, и он перестал писать.

С давних пор он умел прикасаться к Иному миру, о котором прежде писал так много; и теперь уходил в это царство воображения и памяти все дальше и дальше.

Темные лесные долины, нехоженые чащи ожидают смятенную душу по ту сторону сумеречных окраин. Задержаться там дольше срока; слушать дольше срока звучащие там голоса; дольше срока беседовать с теми, чей ясный и холодный смех кажется нам таким печальным (хоть мы и не знаем, почему), а безмятежные песни — такими горестными и дикими; даже просто смотреть на них дольше срока сквозь открытые врата, будь то в дремучем лесу, под зеленым холмом или над седою волною, — значит, посеять лунное семя роковой тоски; и когда оно прорастет и маковые головки его закачаются на сонном ветру, блуждающая в тех краях душа взмолится о забытьи, как заблудившееся дитя взывает к Богу.

Но порою от этих встреч может случиться такое, чему иначе не бывать.

И вот однажды, когда человек, о котором я пишу, лежал и грезил в зарослях орляка, на берегу тихой заводи — близ реки, что бежала через лес ветров и теней, — перед ним предстал незнакомец. И человек понял без слов, откуда тот странник пришел, ибо взор его был холоден и весел, а сам он не отбрасывал тени. Быть может (да, очень может быть!) он понял и больше, услыхав над головою крик зуйка, а чуть в стороне — вероломный стрекот бекаса: ведь это два свидетеля, возвещающих о нем, о Далуа, Владыке Наваждений, Дураке из Холма — темном брате Энгуса Ока и Айриля Айль-нан-Ока, прекрасных владык жизни и юности.

А потому, когда незнакомец заговорил и сказал, что готов отвести его к Источнику Грез, и там открыть ему души слов в их бессмертных формах и красках, и показать, какие токи тайных вод вечно влекут их рождаться снова и снова в непрочных обличьях смертных красок и форм, — человек, мечтавший у воды, охотно встал и пошел с ним; и вдвоем они углубились под сень древних деревьев и вышли на тропу, ведущую к Источнику Грез.