Аге не хотелось спешить. Ему казалось, что, начни он тотчас, торопливо, все получится не так, как надо, и воспоминания об этой минуте будут некрасивыми.
Он поднял лицо к уже очистившемуся небу, глубоко вдохнул воздух и прислушался. «Цок-цок, цок-цок…» — все тише стучали копыта коня. И Зекир был там. Они удалялись. Но удаляющиеся звуки напоминали о том, что слуга вернется. Исмаил-ага медленно присел на корточки возле колоды. С той же нарочитой медлительностью стал ощупывать края плиты; так же медленно, морщась и думая, насколько все же неприятно и обременительно все это, вытащил нож, чтобы выковырять мох. И тут ему почудилось, что со стороны дома донесся чей-то голос.
Исмаил-ага подскочил к колодцу и с силой запустил ворот, запустил неумело, не придержав ладонью деревянный барабан. Ворот затрясся, ведро с грохотом полетело вниз, ударяясь о каменные стенки, и наконец всплеснуло где-то в мокрой темной глубине. Затем все стихло, и в этой тишине самым притихшим был Исмаил-ага.
Он метнул взгляд на дом — там никого не было. Потом посмотрел на колоду — теперь он ее ненавидел. Никогда в жизни не приходилось ему делать что-то тайком, прислушиваясь к малейшему шороху, копать чужое золото и вскакивать вот так в испуге… Ал-лах!
Никогда в жизни ага не доставал сам воду, никогда, ни из одного колодца; а тут он уже медленно вертел ручку; веревка накручивалась со скрипом; полное ведро тянуло вниз огромной тяжестью; и что-то еще более тяжелое давило у него внутри — не то в животе, не то под сердцем — и тоже ворочалось; ага перестал вертеть ворот, ведро повисло на полпути, а он стоял, задыхаясь, обеими руками вцепившись в ручку, и снова оглядывал все, что было у него за спиной, на этот раз медленно, с трудом поворачивая голову в сторону сеней, сарая и конюшен.
Он никого не увидел, да никого здесь и быть не могло; а если бы даже и был кто, он не смог бы ему помешать; но никого не было, стояла полная тишина, и все же Исмаил-ага чувствовал, что кто-то за ним наблюдает. Может, это он сам за собой следил, сам себя подстерегал и вспугивал? И все оттого, что не привык он копать вот так… Таким бы делом впору заниматься Зекиру, Шабану-аге, только судьба выбрала его, а не их. Ему поручила бабка Хаджийка… Ведро тянуло книзу, ага до боли сжимал ручку ворота и пытался вызвать в памяти образ старухи: пусть она еще раз подтвердит, что сама отдает ему золото; он смутно представил себе, как она кивает, как шевелит губами, и скорее увидел, нежели услышал ее слова: «Торопись, Исмаил-ага, спаси золото!»
