Рыцарь духа | страница 58
Он стал разливать в бокалы шампанское, а Глафира в это время говорила:
— Да ты с ума сошел, Капитон. Несешь чепуху такую, и все это мы должны выслушивать, а ты, Зоя, заставляешь меня краснеть…
— Господа, не слушайте ее, — снова заговорил Капитон, — она, видите ли, помешалась, запутавшись в те тонкие силки, которые глупцы расставляют сами себе под именем различных добродетелей. Освободиться от сетей — значит стать свободным гастрономом тех блюд, которые преподносит нам жизнь. Я именно это и делаю, и полагаю, что не останусь в дураках. Я думаю также, что миром правят не добродетели, конечно, а очень умный, забавный и веселый старичок — господин черт. Не правда ли, мои птички?
С этими словами, многозначительно подмигивая, он посмотрел сначала на одну из своих соседок, потом на другую и, взяв в руки бокал, взглянул на небо, на котором уже засверкали золотые шарики и крикнул:
— За твое здоровье, веселый старичок.
Все развеселились, начали смеяться, чокаться и пить, а Зоя сказала:
— Несомненно, Капитон, ты с каждым днем подымаешься по лестнице широкого миропонимания и делаешься демоноподобным.
В это время господин в цилиндре — Евгений Филиппович Ольхин — подойдя к Зое, сложил на груди руки, склонил набок голову и с видом просителя робко проговорил:
— Зоя Серафимовна, вы меня очень огорчаете.
Зоя резко повернулась и глаза ее блеснули веселым задором.
— Мой вечно вздыхающий печальный рыцарь, — знаете ли что?..
— Говорите, пожалуйста.
Она неожиданно отвернулась и равнодушно ответила:
— Мне решительно все равно — огорчаю я вас или нет.
— Да, теперь, может быть, и все равно, — с жалостным видом говорил Ольхин, — а прежде это было иначе. Глядя на вас, мне невольно кажется, что в душе вашей явились какие-то странные больные желания и в уме воцарился бес веселья.
Расширив свои синие глаза, она со смехом стала смотреть на него и закричала:
— Демон воцарился во мне, демон! Мы с Тамарой дочери ночи и он наш царь.
Ольхин беспомощно прошептал:
— Вы забыли ваше слово.
Она с видом удивления сложила руки на груди и насмешливо спросила:
— Какое?
— Быть моей.
Она закричала:
— Дочь демона никогда не может быть вашей, но вы можете быть ее…
— Кем?
— Рабом, — отрезала она и засмеялась, и глаза ее дерзко и вызывающе уставились на Ольхина. Он чувствовал себя несчастным и беспомощным, так как очень долгое время упорно добивался ее расположения, а она, зная это и завлекая его все дальше, то подавала ему надежды, то безжалостно начинала высмеивать его, и чем более вид его делался несчастным, тем ей делалось веселее. Она поступала так потому, что мучить кого бы то ни было ей доставляло удовольствие, но здесь была еще и другая причина: в замужестве она видела освобождение от всяких условностей и стеснений и давала понять Ольхину его будущее положение. Полная свобода ей была нужна, чтобы жить, ни в чем не ограничивая своих желаний и страстей. Несмотря на молодость свою, в уме ее постоянно проносились картины измен и дразнящих ее воображение грехопадений, и хотя тело ее оставалось пока еще девственным, но мысленно она часто падала на ложе разврата. Отсутствие всяких забот, незнание, как убить время, возбуждающая пища и вино, чтение декадентских и всяких иных книг, побуждающих ее мысленно раздевать себя — все это извращало ум и зажигало в душе адский огоник, на котором сжигались всякая мораль и нравственность. Этому способствовала и Тамара, обладающая способностью рисовать всякие картины зла в самых очаровывающих и соблазнительных красках. Зоя ее обожала. Подружившись с ней несколько лет назад в Москве, она кончила тем, что ни за что не хотела отпустить ее.