Рыцарь духа | страница 45
— Под полом, что ли? Ну, колдун, признавайся, спрятан там кто-нибудь?
Скрестив руки на груди, Леонид стоял неподвижно, глядя на отца укоризненными, печальными глазами, и вдруг лицо его дрогнуло от нервного смеха и он захохотал. Это был странный смех, звучащий как бы в глубине его существа, и в нем слышалось столько боли и горечи, что все почувствовали, что этот человек — существо, находящееся за пределами их понимания, а фабрикант, внезапно опускаясь в кресло, воскликнул:
— Вот диво-то! Холод охватывает — так смеется.
Сделавшись вдруг серьезным, Леонид подошел к отцу и с ударением в голосе громко проговорил:
— Помните, отец мой: призраки грехов прошедших встают из-под земли.
Старик сидел в своем кресле неподвижно, чувствуя тяжесть во всем теле, точно на него было надето свинцовое одеяние. В это время Анна Богдановна, подойдя к Леониду и беря его за обе руки, ласково оказала:
— Ты впечатлителен чрезмерно, мой милый, сядь и успокойся.
Она заставила его сесть рядом с собой, и оба они начали тихо разговаривать.
— Серафим Модестович!
Колодников обернулся и увидел стоящего за ним Петра Артамоновича.
— Серафим Модестович, — повторил снова управляющий и по губам его промелькнула хитрая улыбка. — Мы с вами два старца ветхих, поговорим да потолкуем и, может статься, что-нибудь поймем.
Оба они уселись и стали тихо беседовать. К удивлению фабриканта, Петр Артамонович стал его уверять в возможности всяких чудесных явлений, что сын его человек, обладающий особыми медиумическими силами и нисколько не шарлатан. Колодников слушал и в лице его отражались удивление и страх.
— Как странно, — говорила в это время Глафира. — Если быть откровенной, то ведь и я слышала какое-то пение.
— Мой ангел, это вздор, — возразил Илья Петрович. — Надо сначала заболеть и потом уже наслаждаться концертом покойницы: иначе ничего не услышишь. Самая благодарная роль в этой жизни: ничего не признавать и во всем полагаться на доводы одного холодного ума.
Он склонился к ней и, сверкая глазами, многозначительно добавил:
— Нельзя не заметить также, что боязнь греха и маленьких преступлений — узда для ничтожных, недалеких людей, но для нас, Глафира, они — широкие ворота в рай жизненных наслаждений.
— Совершенно согласен с вами, — раздался около них голос и, когда они обернулись, то увидели высокого, худого господина с бледным лицом, на котором лежал отпечаток пережитых страстей и пороков, с ярко-голубыми глазами, сверкание которых ясно говорило о его болезненном сластолюбии. Это был старший брат Леонида, Капитон.