Рамон знал, что сейчас надо обнять Курта. Но он знал и то, что даже думать об этом нельзя.
Курт отпустил его руку и, улыбаясь, посмотрел на Рамона. Куда-то пропало тёмно-синее, почти такого же цвета, как и глаза Курта, разбитое лицо; исчез жуткий чёрный провал между дёснами. В какой-то краткий миг врач увидел его таким, каким Курт был до того, как первый раз взял в руки винтовку.
Лицо Эйхманна сразу, рывком потемнело, словно опустилось забрало на средневековом шлеме. Рамону даже показалось, что он слышит скрежет ржавых шарниров. Курт повернулся спиной, открыл холодильник и присел перед ним на корточки. Рамон взглянул на свою руку – пальцы у него дрожали – и засунул кисть в карман брюк. Зазвенело стекло. Курт выпрямился. В руках он держал четыре бутылки пива. Эйхманн захлопнул холодильник ногой, и они прошли в комнату. Пол-стены занимал визор. Рамон очень обрадовался его серебристой отделке – визоры в чёрных корпусах стоили столько же. Врач глянул на стоявший у стены диван и даже прищурился от беззвучного цветового взрыва. На жёлтом фоне велюровой обивки мощно цвели огромные оранжевые орхидеи. Диван был из тех, что раскладываются вперёд, и в разобранном виде должен был занимать почти всю комнату. Рамон перевёл взгляд и обнаружил на окне оранжевый тюль в жёлтых цветочках, который чуть колыхался под ветром из открытой балконной двери. Врач покачал головой, и не только потому, что открытый балкон для зимы был очень смелым жестом.
Квартиру обставлял не Курт.
Точнее, не один Курт.
Он указал врачу на дверь балкона.
– Надень что-нибудь, – сказал Рамон и отобрал у него пиво. – Сверхлюди тоже простужаются…
На балконе Рамон нашёл пару старых плетёных кресел и хромоногий столик, на котором стояла обрезанная жестяная банка, наполовину забитая окурками. Врач поставил пиво на стол и опустился в кресло. Пришёл Курт в чёрном свитере, который болтался на нём, как на вешалке, принёс открывашку, про которую сначала позабыл. Эйхманн сел во второе кресло и откупорил пиво себе и Рамону. Ожидать, что Курт завяжет беседу, не приходилось. Рамону тоже ничего не лезло в голову. Так они молчали, время от времени делая по глотку пива и глядя на совершенно безрадостный вид внизу. Когда врач открыл себе вторую бутылку, скопище лохматых облаков у самого горизонта вдруг почернело. Их восточный край нестерпимо засиял. На бледно-серое небо выкатилась раскалённая монета – солнце.
– Это хорошо, что сегодня солнце, – сказал Курт. – Я его давно не видел.
