Отсутствие пробелов и изрядная неаккуратность написания немало мешали. Но строчек через двадцать пришло осознание – это псалтырь. Нет, сам Иван такого рода книги наизусть не знал. Однако «тело» – легко узнало. Видно, слышало, и не раз. Вот на уровне подсознания и всплыла подсказка. Да не простая, а с пояснением. Что-де это покойницкая и сбежал, верно, диакон, отпевавший его. Псалмы – это ведь песни. Нескладные, правда. Но именно их и требовалось читать нараспев возле покойника почти все время до его погребения.
«Покойника! – ударила мысль в мозг, а на спине выступил холодный пот. – Это ведь я покойник! Был…»
Люди всегда и везде крайне болезненно реагировали на оживших мертвецов. И совершенно непонятно, как местные отнесутся к нему, раз посчитали его мертвым и стали отпевать. Погрузившись в эти лихорадочные мысли, он даже не заметил приближающийся топот множества ног.
Бах!
Грохнула дверь, распахнувшись настежь и с силой ударившись о стену. Чуть с петель не слетела. А на пороге застыло несколько человек. Двое – в характерных рясах. Явно священники или около того. Остальные – ряженные под старину, словно реконструкторы какие на маневрах с глубоким погружением в исторический антураж.
Тишина. Лишь свечи в руках людей потрескивали да слышалось многочисленное сиплое, прерывистое дыхание. Иван же невозмутимо посмотрел на них и вернулся к книге, перевернув страницу. Приходилось импровизировать на ходу, ибо кто они такие и что от них ожидать – не ясно. А тело подсказок давать не спешит.
Несколько секунд ничего не происходило. Потом кто-то дал затрещину худенькому, трясущемуся мужчине в рясе. И тот, подвывая невнятным речитативом какую-то мешанину звуков, направился осторожными шагами к Ивану. Да не просто так, а держа перед собой большой крест, вроде как щит. И глаза такие дикие. Почти безумные.
Громов прислушался. По логике ситуации это бормотание должно быть молитвой. Только разобрать слов не представлялось возможным. Тело молчало. А его обширные знания не сильно помогали. Паренек слишком уж нервничал и коверкал слова своим трясущимся артикуляционным аппаратом до полной потери узнаваемости.
Иван спокойно подождал, пока он подойдет, невозмутимо наблюдая за этим диаконом. Когда же он приблизился достаточно, насколько мог резко шагнул вперед, схватил левой рукой за крест. Ну и приголубил правой ногой страдальца между ног. Лапки у того разжались, оставляя крест Ване. А он сам осел на колени с широко открытым ртом в беззвучном крике, полном неприкрытой боли.
