Зал слушал меня в глубоком молчании. То было первое настоящее внимание ко мне. Собравшиеся в киноцентре зрители были элитой интеллигенции Калининграда. О такой публике, взыскательной и одновременно открытой для всего нового, можно только мечтать. Когда фильм начался, я вышел из зала. Не люблю смотреть самого себя. Медленно шагая туда-сюда по коридору, я подумал, что познал славу. Она ведь, эта слава, не обязательно должна быть мировой, с толпами ошалевших поклонников, букетами цветов и любовными письмами. Её качество не меняется от количества. Голова может закружиться в любой момент: на первой ступеньке лестницы или на последней. Я поставил ногу на первую ступеньку. Дальше можно было не подниматься.
Эту славу мне подарил Игорь Савостин. Он пригласил многих, но полюбил именно меня. Его любовь была по-настоящему нежной, трогательной. Как-то раз я спросил его, что он думает о моих фильмах, и он привёз мне большую статью (рукописную), и она показалась мне поэтической поэмой, а не критической статьёй. Я не понял ровным счётом ничего. Я бы даже сказал, что там не было ничего ни обо мне, ни о моих фильмах, но там было нечто иное. Там был уголок Игоря Савостина, выделенный из большого мира Игоря Савостина, и этот уголок жил целиком красками моих фильмов. Эта статья была про внутренний мир Игоря, но нет сомнений, что эта она не появилась бы, не будь меня. Он посмотрел мои фильмы и увидел там то, что позволило ему сотворить что-то своё, устроить настоящий фейерверк из слов и чувств. Игорь творил себя.
Я понял это гораздо позже. Понял, когда он делился своими впечатлениями о фильме Дерека Джармена, который был снят и на видео, и на кино. Эта несочетаемость, этот почти непрофессионализм привёл Игоря в восторг. Он говорил о фильме долго и безостановочно. Не погрешу против истины, сказав, что более увлечённой речи мне не доводилось слышать никогда. Но я не смог бы передать ничего из его слов. Он говорил, а я думал, что это настоящий бред, что он выдумывает свои впечатления, импровизирует, сочиняет на ходу своё произведение под названием «Впечатления». А потом вспомнил, как он говорил мне про меня: он видел то, чего не видел я в себе. Он видел, вероятно, гораздо шире, чем видел автор, прикованный к своим личным переживаниям и не способный оторваться от них…
В те годы мы жили видеокассетами. В восьмидесятые годы они дорого стоили. Очень дорого. В Москве, в центральном видеосалоне на Арбате, клиентам выдавали кассеты на прокат, предварительно заполнив анкету, где указывались не только паспортные данные, но и модель видеомагнитофона (владельца светских видеомагнитофонов кассеты не выдавались, дабы они не повредились). Я отправлял Игорю кассеты со всеми моими фильмами. Разумеется, нельзя называть словом «фильм» то, что я делал тогда, дорвавшись до видеокамеры. Но Игорю мои видео нравились почему-то больше, чем то, что я снимал на киноплёнку.
