Зимой меня отправили в командировку в Питер. Мы снимали милицейский рейд по наркопритонам, какое-то судебное заседание, где разбиралось дело о синтетических наркотиках, побывали в «Крестах» (жуткое впечатление, несмываемый налёт ужаса), умудрились ночью попасть в облаву и едва не были застрелены милиционерами, которые приняли нас за бандитов, а нашу телевизионную камеру – за спрятанный в автомобиле пулемёт. В один из тех вечеров, когда мы торчали в гостинице без дела, я созвонился с Лисом и, поскольку он находился дома, сорвался к нему брать интервью. То был первый, долгий, основательный разговор, в котором, на мой взгляд, Дима раскрыл себя полностью. Знаю, что многим не понравилось, что я усадил его на фоне виолончелей, а не нацепил на него перья. Но зачем перья, когда он и так говорил об индейцах! Виолончели оттеняли тему дикарей, привносили важный элемент классической культуры в разговор о традиционной культуре. Мне кажется, что вся передача держалась именно на Танцующем Лисе.
«Пророчества, которые сбываются» – так она называлась – была моим первым самостоятельным произведением на телевидении, она получилась во многом неуклюжей, кособокой, зато мне удалось сказать то, что я хотел. Объединение «Республика» выпускало экономические и социальные программы (мы называли это железобетоном, там не было места излияниям души), и мне слабо верилось, что индейцев пропустят на экран, но «Пророчества» были показаны по главному каналу России. После эфира ко мне подходили коллеги и снисходительно спрашивали: «Зачем тебе эти Дакоты? Нет, что ли, посовременнее чего-нибудь?»… Что мог я объяснить им, далёким, холодным, пустым, занятым карьерой? Зато на следующий день мне позвонил Григорий Якутовский, в то время «главный язычник» Москвы, лихо расправлявшийся в теледебатах со своими православными оппонентами, и восторженно проревел в трубку: «Ты понимаешь, что ты сделал? Ты понимаешь, о чём ты рассказал? Язычники возвращаются! Пророчества сбываются! Реинкарнация культуры!»
Потом было моё первое Пау. Меня отправили в командировку, разрешили сделать репортаж, но не дали камеру – это даже смешно, это просто абсурд. Пришлось купить за свои деньги «Panasonic-3000», бытовую VHS-камеру, и этот «Panasonic» служил мне верой и правдой почти пять лет. Кевин Локк, выступавший на выставке «Четыре ветра», заснят на эту камеру, его танцы и речи обошли всю Россию, благодаря моему Панасонику. И выступление ребят в Лужниках перед огромной толпой зрителей, где Танцующий Лис увлёк зрителей в индейскую пляску, – тоже мой верный «Panasonic».
