Увидев, что муж расстроился, Вера повеселела, глаза обрели хитрое выражение. Сурову был известен смысл этого взгляда — через какое-то время последует весьма необычная просьба или предложение. Так и случилось. После завтрака — Вера придерживалась своей тактики: сначала накорми, потом просьбы выкладывай — она обратилась к мужу:
— Знаешь, Юра, у меня родилась прекрасная идея. Знаю наперед, поначалу ты воспротивишься, в твоем голосе зазвучит командирский металл, но идея тем не менее отличная.
Шла знакомая «пристрелка».
— Начни с конца. Ближе к цели.
Вера нахмурилась.
— В конце — точка. А в начале вот что. И, пожалуйста, не настраивайся против моего предложения. У нас в запасе целых пять дней. Стоит ли все это время торчать в гостинице?
— Вовсе не обязательно безвылазно сидеть в номере. В Москве есть где развлечься.
— В такую погоду? Нет, Юра. Сто раз нет. Давай лучше слетаем в Одессу, к сыну, все вместе походим по знакомым местам. Это обойдется нам недорого. Я прикинула.
— Авантюра чистейшей воды, — весело ответил Суров. И добавил шутливым тоном: — Ты забываешь, что я на военной службе: первый же патруль задержит меня.
Без малого полдня Андрей Ястребень потратил на покупку билета и теперь, по пути домой, стиснутый со всех сторон в переполненном троллейбусе, то и дело посматривал на часы и попутчиков, будто это могло остановить бег времени или хотя бы попридержать его. Андрей опаздывал на семейный праздник, и Аля, конечно, извелась, ожидая его. И едва он перешагнет истертый порожек своей комнаты в академическом общежитии, начнутся слезы и упреки.
Жена сердилась, и это он знал совершенно точно: вчера Аля и слушать не пожелала, когда после программы «Время», в которой передавали репортаж с милого его сердцу Полесья, он сказал, что перед отправлением на Дальний Восток обязательно должен повидаться с отцом.
— Ты с ума сошел! — вскричала она, негодуя. — Ведь завтра у папы день рождения, ты через три дня должен ехать за назначением… И вообще… Что за мания?.. В позапрошлом году вот так же сорвался. Подумаешь — половодье! Там же твоя сестра, Валя там. И люди. И папа твой не Робинзон. А ты — не дедушка Мазай. Обойдутся и без тебя. Тогда меня бросил одну, и сейчас повторяется то же самое.
Она говорила и говорила, просила и уговаривала, и даже поплакала. А он тем не менее не мог остаться в Москве после увиденного по телевизору. Буйство природы ему было знакомо, но такого видеть не доводилось. Над разливами низко летели тяжело груженные вертолеты, между копен плывущего сена, по лугу, где в эту пору обычно еще зеленела трава, плыли лодки с картофелем, свеклой, домашним скарбом и всякой всячиной, сновали юркие катера, дома стояли по окна в воде, и в стекла, отражавшие солнечные лучи, с тревожным гоготом тыкались оранжевыми носами тучные гуси.
