Дойдя до знакомого мне квартала, я зашла в многоэтажный дом, где мы, еще будучи школьниками, часто залезали на крышу, откуда все окрестности нашего района были видны как на ладони. Легко проникнув через открытую домофонную дверь, я, не помня себя, доехала на лифте до четырнадцатого этажа, где дверь на чердак всегда оказывалась открытой. Так произошло и на этот раз. Очутившись на крыше, я почувствовала свежий ветер, резко дунувший мне в лицо. Вечерний город предстал перед моим залипшим от слез взором, но мне было совершенно не до восхищения им. Я подошла к краю крыши, взглянула вниз на асфальтированную дорогу, где огромными буквами была нарисована мелом надпись «Солнышко, с добрым утром!» Солнышко… Ненавижу это слово, ассоциирующееся у меня с этим ублюдком! Ненавижу это слово! Ненавижу!!! Почему даже здесь, на крыше этого дома я снова вижу напоминание об этом мерзком человеке, испоганившим всю мою жизнь?!
— Ты оставишь меня в покое или нет?! — громко закричала я, упав на грязную поверхность крыши, и заскулила, словно раненый зверь, поднимая вверх зареванное лицо, по которому текли нескончаемые слезы. — Ненавижу тебя, мразь! Я ненавижу тебя! Ты мне всю жизнь испортил, сволочь! Я ненавижу эту жизнь! — заорала я во все горло, словно хотела, чтобы каждый в этом мире услышал эту фразу. — Я ненавижу ее! Ненавижу! — вскочила я с места и начала топать ногами по крыше, а потом резко подошла к ее краю, снова увидев эту идиотскую надпись. — Я не хочу больше жить, — тихо сказала я, словно обращаясь к невидимому собеседнику. — Зачем жить там, где ты никому не нужен? Где всем наплевать друг на друга, где все друг другу изменяют, даже в таких благополучных семьях, какая была на первый взгляд у моих родителей? Где ты никогда никому не пригодишься, где тебе всегда найдут замену, а потом этой замене найдут новую замену? Я не хочу жить в таком равнодушном мире! Не хочу! — снова крикнула я, приблизившись к самому краю крыши, где оставался только один шаг через перекладину, чтобы раз и навсегда покончить с этим недоразумением под названием «жизнь».
Что интересно подумает Стас, когда узнает об этом? Будет обвинять себя? Хотя куда там ему, он, скорее всего, снова побежит в какой-нибудь бар лапать его посетительниц, теперь-то руки у него будут развязаны!
Слова Ани резко всплыли в моей памяти, я начала представлять, как Стас ее лапает, и зарыдала с новой силой.
— Не хочу, не хочу больше это все! Не хочу! — села я обратно на поверхность крыши, туда-сюда мотая головой из стороны в сторону и прикрывая лицо ладонями.
