Спустя три дня, я забрал Вику к себе. Как я и думал, ее отчим ничуть не возражал, по-моему, она была для него абсолютно безразлична. Мне жалко ее, она жила с человеком, который ее просто не любил, хотя и был единственной близкой душой. Я все детство провел в детдоме, где не был нужен вообще никому, но я смог адаптироваться к этим условиям, и единственным спасением для меня был мой мир, в который я постоянно уходил с головой и писал, писал, писал.
Мы поженились через год, когда ей исполнилось восемнадцать, и прожили вместе десять лет. У нее больше не было суицидов, да и меня такие мысли более не посещали. Но каждый раз с наступлением зимы, я продолжал писать грустные романы, мне, хоть и на много реже, но продолжали сниться мои сны про ту зимнюю ночь. И я всегда переживал за Вику, когда наступал новый год. Но она изменилась. Мы больше никогда не говорили о нашем прошлом, и, я так думаю, свое она сумела похоронить в потаенных глубинах своей души. Но иногда я все же заставал ее плачущей, казалось, без причины. Но не от того ли ей было плохо, что она забыла, что она заставила себя не помнить. Прошлое можно забыть, но вот свою вину…
Мы впервые отпраздновали новый год, который оказался десятым по счету в нашей жизни, и последним.
Она умерла вскоре, не дожив до окончания зимы. Почечная кома — так назвали это врачи. Она не любила ходить в больницу и часто пыталась скрывать от меня свои болезни. Острая почечная недостаточность. Слишком рано для нее. Но здесь могло сыграть все, начиная с наследственности (ее бабушка умерла от хронической почечной недостаточности), кончая перенесенной в шестнадцать лет аварией, хорошенько ослабившей ее иммунитет, и частые вирусные и инфекционные заболевания. Она не любила больницы и не любила лечиться. Может, это и было ее суицидом.
Она умерла, но сказала, что была очень счастлива со мной.
После этого я долго не мог писать, и, поддавшийся все же мольбам в тот год, мой редактор, окончательно и на веки распрощался со мной.
Сейчас я опять пишу, но, как и в начале своей карьеры, мыкаюсь по разным издательствам и печатаюсь лишь под псевдонимами.
Я продолжаю жить, потому что она мне велела. Я живу ради памяти Вики. Я живу ради памяти своих родителей.
Нет, сказок все же не бывает.
Но, разве то, что мы прожили с Викой целых десять счастливых лет не сказка, разве наша встреча не похожа на сказочное событие?
Может быть, но у сказок всегда хороший конец…
