Бекки буквально кричал, издавая неприятный, режущий уши, звук. Это был невероятной мощи голос новорождённого орлёнка, и каким-то образом он оказался на этой свалке. Но я даже рад такому исходу, ведь, в конце-концов, в своё время мы с Бекки провели немало бессонных ночей, проходящих на улице. Но перед этим мне пришлось узаконить пребывание в «недикой» человеческой среде своего неожиданно появившегося питомца, о появлении которого я даже не мечтал. Да уж… завести документы на Бекки было непросто. Это сравнимо с присвоением гражданства человеку, проживающему в совершенно другой стране, в былые времена. Суть та же, кроме пары формальностей, но мне всё же удалось это сделать. Я смог убедить суд в том, что Бекки — самое обычное домашнее животное, тем более, в те времена мой маленький прирученный орлёнок не был каким-то сверхособенным питомцем, так как люди приручали более экстравагантных животных, чем кошек и собак.
Он взбирается на вершину Рейхстага по извилистой лестнице. Джозеф заранее подготовился к этому дню. Он отыскал нужные ключи, убедился, что в здании нет людей, кроме сторожей. Всё это было сделано в тайне, и об этом не знал никто, кроме него. Наконец Джозеф забрался на крышу. «Неужели это так просто?» — подумал он. Ему казалось, что проникнуть в это место будет куда труднее. На крыше дует приятный ветерок. По телу проносится лёгкая дрожь. Мы привыкли называть это чувство «мурашками».
— Так вот оно что, — говорит Джозеф. — Вот, что чувствовали русские солдаты, когда Германия была побеждена…
Это была смесь сильных чувств. Его одновременно переполняли и гордость, и отчаяние. Джозеф застыл прямо на нешироком выступе крыши. Ветер усилился, начался дождь. Первая капля упала ему на лицо, скатившись вдоль переносицы и носа, затем по левой части верхней губы и упала вниз, затерялась средь тысяч дождевых капель. Джозеф даже не мог подумать о том, что когда-то полюбит дождь. Он ненавидел его всех сердцем, потому что дождь всегда портил все его планы, откладывал предстоящие дела, разрывал намеченные встречи и превращал Мюнхен в ещё более серое место. Но сейчас… сейчас с ним что-то произошло, что-то изменило его, пусть даже совсем немного. Джозеф полюбил дождь, и я не знаю, навсегда это или временно, но он стоял и наслаждался. Он просто стоял, опрокинув свой взгляд на площадь, и наслаждался тем, как его одежда начинает пропитываться дождевой водой, становится мокрой и неприятной, только теперь это не отталкивало его, как раньше.
