— Охрана знает, а остальные выдумали ей столько всяких легенд, что дошло до того, что она воду в вино превращает. Короче сами выдумали, сами поверили, и сами боятся.
— Теперь я понимаю, почему у нее такая толстенная медицинская карта, и почему там все зашифровано. Они над ней какие-то опыты проводили?
— И не только опыты, что они с ней только ни делали, только рецепт она не выдает. Полиграф она обманывать умеет, сыворотка правды ее не берет. Она сама призналась, что провела сама над собой столько всяких опытов, что у нее уже и состав крови другой, и организм ее работает не так, как у всех, и что она уже вообще не человек, а новый вид. Когда ее привезли сюда, то понятное дело пытали, она не раскалывалась. Избивали ее до полусмерти, пока она в сознание не переставала приходить, только тогда оставляли на день-другой, чтобы очухалась. А у нее за этот день-другой все раны заживали так, как будто она неделю в санатории отдыхала.
— А почему ее наверх поселили, если она не идет на контакт?
— Она помогла лекарство от рака придумать.
— Лекарство от рака? — удивленно переспросила я, и даже приподнялась с дивана.
— Нет, эликсир бессмертия ее значит не шокирует, а лекарство от рака да! — смеялась Ира.
— Просто умирают все, от смерти лекарства нет, точнее не было. А рак такая болезнь, от которой рано или поздно придумают лекарство. Это как изобретение антибиотиков, это очень важная вещь, революционная, это прорыв в медицине, выход на новый виток развития, понимаешь? А эликсир бессмертия, это как что-то из рода фантастики, и все равно каждый человек на планете его не получит, он не будет в общем доступе, как те же антибиотики.
— Ну в общем да, она помогла придумать лекарство от рака.
— А как давно это случилось? И почему люди все еще умирают от этой болезни, если есть лекарство?
— Давно уже, лет двадцать назад, — от удивления мои брови все сильнее ползли вверх, — этот препарат не попадет в общий доступ, и его можно сравнить с ЭЛБ-12, потому что получают его только важные люди. Ты не обращала внимания на то, что от рака умирают ежегодно миллионы человек, но от этой болезни еще не умер ни один президент, король, эмир, и прочий глава государства ни одной страны?
Я тяжело вздохнула.
— Знаешь, все это очень интересно, но вместе с тем очень страшно. Глеб как-то сказал, что все люди находящиеся здесь в своем роде уникальны, мы как личная коллекция России, и я с ним начинаю соглашаться. Я тут столько всего узнала, что волосы дыбом встают. Все это шокирует в хорошем и плохом смысле одновременно. Мне сейчас даже кажется, что я больше не хочу ни о ком здесь ничего узнавать, мне становится страшно, люди ужасные существа. Знаешь, я даже согласна с тем человеком, который вообще создал эту тюрьму. Здесь и правда многие опасны для мира, и их нужно держать в клетках.
