— Я никогда не был женат и никогда не работал с женщинами, так что может быть мне и понравится.
— Глеб, у меня вопрос не по теме. Я живу в камере с Рогожиной Ирой, помнишь ее?
— Как же не помнить любовницу Борского. А в чем вопрос?
— Я могу забрать ее с собой наверх?
Глеб молчал и задумчиво тер подбородок, я не мешала ему думать.
— Я поговорю с Борским, думаю, что он разрешит. А ты ей уже что-то пообещала?
— Нет, ты же сказал что нельзя никому говорить, я и не говорила. Ты же знаешь, что я послушная девочка. Глеб, а можно еще вопрос? Ты же видишь, что я не опасна, скажи, почему меня здесь держат? Ведь я готова на любые соглашения, на вербовку, да на что угодно, лишь бы вернуться к нормальной жизни. Я говорила об этом Борскому, и на полиграфе. Почему бы не договориться со мной и не отпустить?
— Я не могу об этом говорить. Единственное что могу сказать, и это должно остаться между нами, так это то, что готовится очень серьезный проект, в котором будут участвовать многие из вас.
— Если можешь, скажи насколько это страшно? Ира уже рассказала мне об опытах на людях. Я знаю, что это секретно, и я вообще не должна об этом знать, но Борский делится с Ирой некоторой информацией, а она по непонятной для меня причине доверяет мне, и рассказала об этом. С тобой ведь я могу это обсудить.
— Это менее страшно, чем опыты на людях, извини, но это все, что я могу тебе сказать.
— Хорошо, спасибо и за это. Глеб, может быть я и кажусь каменным истуканом и острова Пасхи, но я очень благодарна тебе за хорошее отношение. Для меня это очень много значит.
Я снова зарылась в бумажки, карты, снимки, выписки и прочее, и не заметила как прошло время. Пришел Глеб и принес мне обед, я его об этом еще даже попросить не успела, так как потерялась во времени.
— Я поговорил с Борским на счет Рогожиной, — сказал Глеб, пока я уплетала куриный суп, — он согласился, но при условии, что она будет работать парикмахером, она отлично стрижет. Если он просто так разрешит ей переехать наверх, то это будет выглядеть плохо, у нее и так куча всяких привилегий.
— Спасибо, Глеб! И за обед тоже.
Вечером, вернувшись в камеру, я застала Иру в грусти и печали.
— Что случилось? — спросила я, присев к ней на кровать.
— Да ничего, иногда накатывает какая-то хандра. На улицу хочу, скорее бы уже разрешили листву собирать.
— Ирка, гони свою хандру лесом, у меня отличная новость. За работу в медблоке Глеб мне выбил камеру наверху, и мне разрешили забрать тебя с собой.
