Глеб встал с кровати и посмотрел на часы. Я очень редко в жизни что-то просила, всегда сама все делала, но тут я была не в том положении.
— Глеб, а можно маленькую просьбу? — он коротко кивнул головой, — можно мне часы, а то я вообще потерялась в пространстве, даже не знаю какое сейчас время суток, знаю лишь, что сейчас около одиннадцати.
— Да, без двадцати одиннадцать. Утра. Я же говорю, без окна тяжело. Тебе в камеру часы дать не могу, не положено, их можно на режущие и колющие части разобрать. Я подумаю, что можно сделать. В одиннадцать часов тебя поведут к Борскому, я и так для тебя время до утра выбил, чтобы ты после транквилизатора в себя пришла, тебя в три часа ночи привезли. В общем, удачи. И помни, тебе здесь никто не поможет. Скоро увидимся.
Он вышел и закрыл дверь на замок. Я слышала, как удаляются по коридору его шаги, и легла на кровать. Я начала постепенно осмысливать всю эту ситуацию, мне было очень страшно. Мне так хотелось прижаться к Гоге, а он бы обнял меня, поцеловал бы в макушку, и сказал бы «все хорошо, дэдико, не бойся, я с тобой». И все стало бы хорошо, но этого больше никогда не будет. И снова перед моими глазами показался Гога с дырой в голове, эту страшную картину я видела до конца своих дней, каждый день. Слезы не заставили себя ждать, но я не успела впасть в отчаяние, из мыслей меня вырвал голос Глеба, я услышала, как он зовет меня откуда-то издалека. Я встала с кровати, подошла к решетке, и посмотрела в ту сторону, откуда слышала зов. В конце коридора стоял Глеб, рядом с ним за столом сидел охранник. Ранее я не видела, что там стоит стол, так как там было темно, а охранника вообще не было. Сейчас была включена настольная лампа, она была довольно яркая, и мне был виден весь коридор, и стол, и даже то, что на нем лежало, и охранника. Глеб указал пальцем на часы, которые стояли на столе, и развернул их так, чтобы мне был виден циферблат, бой этих часов я слышала ночью.
— Это Витя, — сказал врач, указывая пальцем на охранника, — он хороший парень, так что если что можешь обращаться к нему.
— Спасибо за часы, Витя, — сказала я, и охранник улыбнулся мне.
Я вернулась на кровать, и мысли снова понеслись бурным потоком. Нет, Рита, это место совсем не курорт, не обольщайся тому, что тебя еще не покалечили. Хорошее отношение Борского и Глеба, и даже улыбка охранника вообще ни о чем не говорят. Самое страшное впереди — допрос. Мне вдруг вспомнилось, как когда-то я спросила у мамы, что может быть хуже смерти, и она сказала мне, что много всего, и чтобы я не задавала глупых вопросов, тогда я обиделась на маму и надула губы. Теперь я понимаю, вопрос действительно был глупым.
