Я легла на лавку и заснула. Утром я проснулась от звона колоколов. Недалеко от меня на соседней лавке сидя спал тот батюшка, что пустил меня в церковь, он сидел на этой лавке всю ночь, и сейчас тоже проснулся от звона колоколов.
— Может поговорим? — спросил он меня.
Я не знала что ему ответить и просто молчала.
— Давай ты дашь мне телефон твоей мамы, и я позвоню ей, она наверняка очень переживает.
— Она будет рада, если я не вернусь, — совершенно искренне и без обиды сказала я.
Батюшка молча смотрел на меня. В этот момент в церковь вошли Гога с мамой, у обоих были красные от бессонной ночи глаза. Гога увидел меня, подошел и взял меня на руки. Он так крепко прижимал меня к себе, что мне стало больно, прямо как тогда, в наш с ним первый завтрак.
— Никогда так больше не делай, — говорил Гога, целуя меня во все места на лице, куда попадет.
Мама просто стояла рядом. Батюшка отвел ее в сторонку и что-то ей говорил.
— Поехали домой, — сказал Гога, когда мама с батюшкой вернулись.
— Я не вернусь домой. Я там лишняя, — уверенно сказала я.
В церковь начал заходить народ к утренней, и мы вышли на улицу. Я подошла к батюшке и от всего сердца поблагодарила его за то, что вчера он не бросил меня. Потом он ушел, а я вернулась к Гоге и повторила то, что уже сказала — я не вернусь домой. И тут совершенно неожиданно мама подошла ко мне и обняла. Она обнимала меня и плакала. Она много всего говорила, как ни странно не обвиняла меня, а говорила что она плохая мать, что у нее ничего со мной не получается и вообще она неудачница, но у нас есть Гога, который и за маму и за папу. Говорила, что она будет стараться. Я молчала и не верила ей. Моя мама человек момента, она искренне верит в то, что говорит в определенный момент, потому что действительно чувствует это, но через час мнение ее, как и чувства, могут измениться, и обещания данные в момент раскаяния уже не значат ровным счетом ничего. Когда я была маленькая я очень любила, когда мама была в «хорошем моменте», с ней было интересно и весело. Но со временем я научилась эти моменты игнорировать, потому что они давали мне ложную надежду. Сейчас я подумала, что мне все равно надо бы вернуться домой, одеться и поесть, а теперь еще эти прокладки надо менять. Кстати, подумала я, у меня месячные, я была в церкви, и бог меня за это не покарал.
— Как вы меня нашли? — спросила я у Гоги, когда села в машину.
— Мы знали, что ты могла пойти только в церковь, объездили все в округе.
