Командовал нашим полетом незнакомый мне мужик. Он был очень неприятный, невысокого роста и коренастый, лысый, но с казацкими усами, которые были желтые с одной стороны, видимо от никотина. Зубы его тоже были желтые там, где не были черными. У мужика была явно бандитская рожа, а глубокая впадина на переносице говорила о давно сломанном носе. Мужик постоянно матерился и сплевывал прямо на пол салона самолета. Так как мы с Димой сидели в первом ряду он стоял рядом с нами, а потом и летел на откидном кресле прямо напротив Димы.
— Ну что, отбросы, все расселись? — спросил он стоя посреди прохода, когда дверь самолета закрыли. — Я ваш почтальон, а вы мои посылки. Сидим и не рыпаемся. В туалет никто не ходит, нам лететь всего два с половиной часа. Если вдруг станет плохо, в подлокотнике каждого кресла есть блевательные пакеты. Если пакет не помогает — ваши проблемы. Никто не встает с кресла, ни под каким предлогом, а если найдется отважный мудила, то получит вот этим, — он вынул из кобуры на поясе под курткой большой длинный нож с зазубринами на противоположном конце лезвия.
— У нас на борту есть врач, если кому-то станет плохо, — сказал Борский.
— Папаша, слушай сюда, — ответил мужик, — не у вас на борту, а у меня, это мое такси, и сейчас командир тут не ты, а я. Если тебя что-то не устраивает, то вали нахрен из моего самолета, усек? — Борский промолчал, я видела, как Ира впилась ему ногтями в руку, так как они сидели рядом с нами с другой стороны прохода. — Еще раз для особо тупых — никто не встает! Если кто-то из вас решит сдохнуть в пути, то он сдохнет в своем кресле. Хотите ссать, ссыте в штаны, жрать будете на месте, пить тоже. Все сидят и не пикаю! Погнали, капитан! — он звучно похлопал ладонью по двери в кабину пилота.
Я сидела возле окна, и прижалась к Диминому плечу, мне хотелось отгородиться от этого мерзкого мужика. Дима почувствовал это, он перекинул через меня руку и обнял за плечо.
— Тут вам не дом свиданий, — крикнул мужик, нагнувшись близко ко мне и брызгая слюной прямо мне в лицо, — на месте будете обниматься, можете хоть пошпилиться на льдине, а моржи будут вам аплодировать, — он усмехнулся собственной шутке и отодвинулся от меня.
Дима убрал с меня руку, но я увидела как его ладонь сжалась в кулак.
— Спокойно, пожалуйста, — тихо сказала я, — не дай бог нас оставят здесь из-за этого, потерпи.
Дима закрыл глаза и выдохнул. Его кулак медленно разжался. Мне стало жарко, и я расстегнула куртку, но снять ее мне не дал наш злобный надзиратель.
