— Ладно, давай посмотрим, с чем ты ко мне в гости пожаловал.
Левое плечо Димы от ключицы и почти до локтя с передней стороны было покрыто обширным ожогом третьей степени. Я надела перчатки и осмотрела рану.
— Чем тебя обожгло?
— Паром. Трансформатор загорелся, а рядом трубопровод под давлением. Рванул и как раз в меня. Жить-то буду?
— А куда же ты денешься? На моем столе умирают только обреченные. Это хорошо, что тебя обожгло паром, а не огнем, рана не будет глубокой. Сейчас расскажу, что я делаю и буду делать дальше. Я поставила тебе катетер в вену, и ввожу морфий, для обезболивания, потом разрежу твою рубаху, чтобы получить полный доступ к ране и сниму ее, хорошо?
— Ты же знаешь, я люблю перед тобой заголяться, — с улыбкой сказал он, — а дальше что? Врачи никогда не рассказывают что делают, а ведь интересно же.
— А дальше нужно будет удалить мертвые участки кожи и материи от рубахи. Сразу скажу, будет адски больно.
— Злая ты. Глеб вот всегда говорит, что будет не больно.
— Я не злая, я честная.
Я разрезала на Диме рубаху, и вырезала круг вокруг ожога, так как ткань рубахи расплавилась от высокой температуры и приварилась к коже. Все плечо представляло собой месиво из расплавленной кожи и ткани рубахи. Витя невольно отвернулся.
— Ничего шашлычок, да? Есть хочешь, жучок?
— Дима, я знаю, что тебе очень больно, и несмотря на то что обезболивающие здесь не очень помогут я тебе сейчас еще одну дозу морфия вкачу, но больше нельзя, а то сердце остановится. И только поэтому ты можешь шутить сколько влезет, даже похабно, если тебе так легче, сейчас я тебе все прощу.
— Правда? Тогда иди ко мне, я тебя поцелую, а то потом буду кричать от боли, и могу даже описаться, — сказал Дима, притянув меня к себе за талию правой рукой.
Я не растерялась, и решила, что это ему уже двойная доза морфия в голову ударила. Неожиданно для самой себя я наклонилась к Диме и коротко поцеловала его в губы. Зачем я это сделала я и сама объяснить не смогу. Дима лежал не шевелясь. Он мне не ответил, так как не успел среагировать.
— Витя, ты тоже это видел, или у меня уже галлюцинации пошли?
— Видел, так что если умрешь, то счастливым.
Я начала снимать омертвелые слои кожи. Дима лежал закрыв глаза, время от времени из него вырывались глухие стоны, правой рукой он вцепился в край койки. На самом деле это ужасный процесс, крайне болезненный и неприятный для выполняющего процедуру. Тут у любого, даже самого бессердечного сдадут нервы. Спустя некоторое время Витя не выдержал и вышел из стационара.
