— Кхем… Можно с Вами поговорить?
Индира Астафьевна вздрогнула и подняла на него растерянный взгляд:
— Ах, это ты, — нервно вздохнула она, — а я тут заработалась, Дажьбог, помоги… Ты хочешь еще что-то спросить о богах? Садись сюда, — она указала на один из стульев.
О богах спросить тоже не помешало бы, она рассказывала кадетам о здешнем пантеоне час назад, но Велимир мало что помнил. Во время урока боговеденья он больше наблюдал за братом и сестрой Соболевыми, чем за наставницей.
Упомянутый только что Дажьбог являлся толи божеством солнечного света, толи света знаний… Или того и другого?
Наставница всем своим видом старалась выразить доброжелательность, но не могла скрыть напряженности во взгляде. Так на Велимира сегодня смотрели все наставники, некоторые даже не пытались скрыть своего недоверия. И Велимир очень хотел выяснить, из-за чего это? Из-за его, вроде как, необычных способностей или из-за того, что он раньше жил в «чужом» мире? Или из-за высокого поста его деда? Впрочем, последнее, как раз, вряд ли. Веля уже успел выяснить: связями в высшем свете здесь могут похвастаться не только кадеты вроде Зарика Соболева, но и некоторые преподаватели.
Например, Индира Астафьевна Громова, с неаккуратно заплетенной косой, с худым, обгоревшим на солнце лицом, одетая в серую хламиду. И при всём при том она — племянница пресветлого волхва Бомелия, личного духовника царя Василия XII Роданова.
Того самого Бомелия, что был в кабинете Самсоновой в день сорванной церемонии открытия.
Стоит при следующей встрече осторожно узнать у деда, не ссорился ли он в последнее время с уважаемым волхвом?
И попытаться узнать кое-что сейчас.
— Вообще-то я хотел спросить… про Баюна.
— Да? — она насторожилась.
— Правда, что он предсказывает будущее?
Её светлые глаза сощурились и уже не казались приветливыми:
— А что он тебе сказал?
— Э… я не очень помню, — замялся Велимир, — это было тогда, на площади, та птица ожила…
— И всё-таки постарайся вспомнить.
— Я постараюсь, если это так важно, — энергично закивал он. — Значит, правда, что он предсказывает? А то моему другу он заявил, что его служба счастливой не будет.
Индира Астафьевна смутилась и постаралась рассмеяться:
— Не сказала бы, что предсказывает… То есть, я сама не совсем в это верю, божественной милостью… Баюн по природе совей — нечисть, его слова не ценнее, чем слова какого-нибудь лешего или русалки. Мне надо быть с ним построже! — она зачем-то начала перекладывать на столе бумаги. — Но если вспомнишь его слова, всё же расскажи. Мне просто интересно, что он болтает.
