— Счас еще по одной накатим, и к блядям! — Таисия со второй попытки ухватилась за чарку и расплескав половину, вздернула ее вверх. — Так сказать… сказать… На коня! Вот!
— На коня, ага… — я взялся за свою, брякнул ней об Тайкину чару, и тут, невольно обратил внимание на купцов, гулеванивших за соседним столом. Даже не знаю почему, просто наткнулся взглядом и все.
Из-за него вдруг стал выбираться пузатый бородач в шитом золотом и заляпанном жирными пятнами, куцем румийском кафтане. Мешавшего ему соседа, он попросту смел с лавки одним движением руки, словно немалый мужик и не весил ничего. Другие купцы возмущенно загомонили, забранились, но бородач, не обращая на них никакого внимания, неровными механическими шагами, словно марионетка на веревочках, вышел на середину зала. Остановился, провел стеклянными пустыми глазами по сторонам, а потом…
Потом, медленно вытянул из ножен кинжал и с жуткой ухмылкой, похожей на оскал мертвеца, одним взмахом перерезал себе горло от уха до уха.
Все случилось так быстро и неожиданно, что ему никто не успел помешать. В зале наступила мертвая тишина, вдруг прервавшаяся жутким визгом подавальщицы, попавшей под струю крови, бардовым фонтаном выхлестнувшуюся из распоротой глотки.
Взвыла и тут же заткнулась скрипка одного из музыкантов. Второй лабух выронил на пол колотушку и с козлиным блеянием выблевал на свой барабан все содержимое желудка.
Купец мгновение оставался на ногах, потом покачнулся и ничком рухнул на заплеванный пол.
Все словно оцепенели, не отрывая глаз от распростертого в луже крови тела.
Первым пришел в себя Ольгерд, он не спеша вышел из-за стойки и влепил мощную оплеуху подавальщице, так и продолжавшей дико верещать. Она мгновенно заткнулась, но тишина продолжалась недолго — теперь уже весь зал взорвался ропотом.
— Етить! Вот это поплющило мужика…
— Бее-е, шас блевану…
— Из-за бабы! Как есть говорю, несчастная любовь это! Жа-а-алко…
— Кака така любовь, дурында, окстись! Мабуть разорился купчишка…
— Сиськи Морены! Этот дурень остался должен мне за партию пеньки!..
— Морок! Морок навели…
— Какой морок, проклятье это…
— А можа зелья какого болезному подлили?
— Прокляли, говорю…
— Сглаз! Ничто иное! Истину глаголю!
— Околоточного надо гукнуть, он разберется…
— Проклятие! Молитесь грешники!
— Закрой хайло, сейчас в морду получишь. Морок это…
— Надобно бы помянуть. Разливай Штефан…
Я мельком глянул на Таисию. Дева спокойно, не высказывая абсолютно никаких эмоций, внимательно смотрела на труп, и, хотя, еще мгновение назад была хорошенько поддатой, сейчас казалась абсолютно трезвой.
