«Да, недостача… — буркнул отец. И тут же повернул на совсем другое, снова меняя тему: — Кажется, опять клапана стучат; приедем, надо подрегулировать…»
«Так ты ж вроде не так давно…» — удивилась мама.
«Ну и что…»
Ну что ж, и я тоже — уже снова был отсюда далеко, далеко от них, хотя — и не слишком-то, если быть точным; сгорбясь над тарелкой, переваривал только что услышанные весьма скудные слова — по-бытовому хитро закодированное, оборванное, без начала, без конца сообщение про Лиду, про очередную её напасть. Недостача. Это было типично для неё. Лида работала не то буфетчицей, не то кладовщицей, — я так и не понял, одно лишь уяснил: к работе этой она призвания не имела. Недостачи достали её. Вернее, её родителей. Они ведь выручали её всегда. Хотя оба уже были пенсионеры.
«Вот же и не задумывается, — подумал я, — тянет да тянет…»
Мне бы такую же нахрапистость, такую же твердолобость.
Сегодня очень ловко, может быть, как никогда ловко, я своих родителей провёл… Сказал им, что не могу завтра поехать с ними на картошку. А они и поверили. Прошло, наверно, уже часа два.
…Они только что приехали, когда я шёл из магазина — с работы возвращался, и я издалека увидал наш потрёпанный вишнёвый «жигуль». Шагая, я думал — как всегда в последнее время — одну свою думу… вернее, думал-то, может, и о разном, но всегда на один манер — как бы беседовал мысленно с одним человеком… или, может быть, письмо ему писал. Его Мандро зовут, я его так назвал однажды, про себя… Почему именно так — сам не знаю. Имя, конечно, книжное, я бы даже сказал, очень; Мандро — человек и книжный, и в тоже время самый что ни есть всамделишный, живой, живёт он далеко отсюда, и я не хочу пока что настоящее имя его раскрывать. А письма я пишу ему довольно часто… мысленные. И выходит всегда очень складно, слова приходят сами собой. Так и в тот раз было; только закончить послание не пришлось. Пресеклось вдруг на очередной фразе, аккуратно так, чётко, спокойно, как если б радиопередачу кто-нибудь приостановил — по техническим причинам или там вообще, для экстренного сообщения… Короче, я вообще о чём-либо думать перестал. Ну, может быть, пока ехал в лифте, то отметил, что очень уж загажен лифт — пластмасса, прикрывающая лампочку, и кнопки пожжены все; и ещё какая-то мелькнула мыслишка: надо бы начать ходить пешком, — живём мы не так чтоб уж очень высоко — на четвёртом этаже. Пора и о здоровье подумать, стал уже жиреть… В общем, я как бы сгруппировался внутренне, хотя и сам ещё не понял — для чего. Не было у меня никакого плана, никакой задумки, так — настроение…
