Никита и Дима общались со мной по-прежнему. Но они общались и с Глебом — держали нейтралитет. Так же, как раньше весь класс держал нейтралитет по отношению к травле Серёжи.
До сих пор я не обращался за советом к родителям, стыдясь признаться в своей беспомощности, но теперь у меня не осталось других идей.
Мы засели на кухне. Рассказ дался мне нелегко: описывая перенесённые унижения вслух, я заново переживал их, а главное, окончательно и бесповоротно подтверждал их реальность. Под конец я совершенно измучился, но всё же изложил факты без утайки. Мама моя работала психологом, и я возлагал большие надежды на её профессиональные познания.
— В общем, не знаю, что делать, — я развёл руками и замолчал.
— Женя, что ты скажешь? — озабоченно спросила мама у отца.
— Я так понимаю, этот товарищ вообще любит шпынять людей?
— Да.
— Видимо, ждёт от тебя реакции. Ты обращаешь внимание на провокации, и ему интересно продолжать.
Я чуть не задохнулся от возмущения:
— Как я могу не обращать внимания, когда мне дают подзатыльник?! Это довольно заметно! А когда крадут мой портфель?
— Так, ты голос не повышай! — резко сказал отец. — Портфель вообще надо с собой носить, тогда его никто не отберёт. А по поводу остального… Наверно, изначально ты сам как-то спровоцировал этого Глеба? Иначе, почему он стал к тебе лезть?
— Не провоцировал.
— Ты же сам знаешь, что просто так ничего не бывает. Видимо, твоё поведение дало причину.
— А мне кажется, нам надо что-то сделать, — вновь заговорила мама. — Кто позволил одному ребёнку издеваться над другими? Давай я схожу в школу и поговорю с Ларисой Валерьевной.
Это была наша классная руководительница, по совместительству — учитель математики.
— Мам, ты что, думаешь, она этого не видит? Глеб не очень-то скрывается. И уроки Ларисы — не исключение.
— Если всё это делается перед учителями, а они не реагируют, может быть, ты преувеличиваешь серьёзность проблемы? — спросил отец.
— Вряд ли, — глухо ответил я.
— Надо искать разумные пути, — мягко сказала мама. — И самый разумный путь — это диалог. Мы можем собраться вместе с Ларисой Валерьевной, тобой и Глебом — и поговорить. Понять, откуда взялась неприязнь.
Здесь, на кухне, всё было привычным, настолько родным, что даже скучным. А главное — безопасным. Я знал: в этом доме меня никто не тронет. Сколько бы я ни ссорился с родителями, я был под их защитой.
Сейчас, сидя дома на кухне, я чувствовал себя в безопасности. Родители были рассудительны и спокойны, от них веяло уверенностью. В окружении привычных и скучных обоев, потёртой скатерти и стерильных манер, где самое серьёзное наказание — «мы с тобой не разговариваем», — было крайне трудно поверить, что в школе один человек избивает других. Идея не обращать внимания или устроить круглый стол с Ларисой — здесь исполнялась смысла. Я рассказал родителям всё — и теперь ход за ними. Не могут же они ошибаться в вопросе моей безопасности?
