Дельфин неуверенно проплывал по улочкам моего поселка, как по ненадежному фарватеру.
— Так вот она какая, твоя родина, — воскликнул Паха.
— Родина, как родина, — ответил я, — ну-ка, посигналь.
Я открыл окно, Паха нажал сигнал. Женщина, идущая впереди, оглянулась. Мы остановились.
— Привет, Ира! — я махнул рукой.
— Ой, Сережка, — воскликнула Ирина Звягинцева, округляя от удивления глаза, — ты откуда такой важный?
— Приехал на каникулы отдохнуть, с друзьями.
— Надолго? — заволновалась Ирина.
— На недельку, примерно.
Ирина подошла к машине, быстро оглянулась в обе стороны, уперлась руками в дверь, наклонилась и зашептала:
— Тут такое дело. Васильев на тебя зуб точит. Всех настроил против. В обиде на тебя и за корову, и Кузнечика, и Ваську. Все беды на тебя списал. Волк, говорит, у него ручной имеется. Говорит, как появиться, утоплю этого нехристя в ближайшем сортире. Это, говорит, Егорыч колдуном был, а этот, говорит…
Она замолчала, а ее глаза красноречиво закончили фразу.
— Да ты что? — якобы изумился я и повернулся к ребятам, — Слыхали?
— Кошмар какой, — охнула Аля.
— Это что за Васильев такой! — крикнул Паха, — Где обитает?
— В таком случае я прямо сейчас его и навещу, друга сердечного.
— Сережка, да Бог с тобой! Не надо. Езжай сразу к батюшке, там безопасней будет.
— Ща, я ему погоны-то пообрываю, козлине, — начал заводиться я, — разжалую в уборщики. Все сортиры в округе языком вылижет. Юноша, гони налево и прямо!
Паха несколько раз злобно просигналил, автомобиль дернулся с места.
Как мне потом рассказали, Ирина тут же позвонила отцу Алексею, а потом и остальным, кому успела, односельчанам. И всем в трубку кричала примерно следующее:
— Васильев сейчас Сережку будет убивать… Какого, какого! Митрофанова!
Те, в свою очередь, звонили третьим, стучали в стены соседям. Золотая женщина. Никогда в ней не сомневался. Пошла цепная реакция, новость распространялась в геометрической прогрессии.
