Жертва любви. Геометрическая фигура | страница 2
Больше всего я волновалась накануне сдачи истории СССР. Год-то 1989-й, разгар перестройки. «Все смешалось в доме Облонских», — как справедливо отмечал Лев Толстой; так и в отечественной истории акценты уже менялись, учебники отставали от жизни, а самое главное, невозможно было угадать, какова политическая ориентация принимающего экзамен преподавателя, демократ ли он, ельцинист или коммунист старой закалки.
Из этой 205-й аудитории второго этажа я вылетела, судорожно сжимая в руках экзаменационный лист с гордой пятеркой по истории. Пятерка вселяла надежду на поступление… В этой же аудитории профессор Артемьев читал свои интересные лекции по римскому праву. Картина дебатов в римском суде стояла у каждого перед глазами.
На последнем, четвертом этаже, в конце длинного коридора, есть узкий служебный ход. Студенты и преподаватели им почти не пользовались, предпочитая широкие пролеты центрального лестничного марша. На третьем курсе я часто сачковала с противных моему сердцу лекций по криминалистике (предмет я обожала, но мне не нравилась рыжеволосая мымра, его читавшая, доцент Сирухулидзе) и вместе со своим верным поклонником Алешкой Тарасовым взбиралась на самый верх служебного хода, к чердаку. Здесь в безопасности мы целовались до синевы на губах всю криминалистическую пару… Но Тарасовой я не стала, а Алешка женился на последнем курсе на вчерашней школьнице Аллочке. Капитан Тарасов служит в ОМОНе областного управления внутренних дел, побывал недавно в Чечне, вернулся из командировки живой и невредимый, с орденом…
Я взглянула на часы. Пора в оперный театр. Уже не предаваясь воспоминаниям, не оглядываясь по сторонам и не читая знакомые и незнакомые фамилии на дверных табличках, я заспешила к выходу. На третьем этаже меня кто-то окликнул:
— Надя, ты ли это?!
Оглянувшись, я увидела молодую темноволосую женщину в ярком красном костюме. Невысокого роста, тоненькая, похожая скорее на девушку-подростка, женщина шла мне навстречу. Она вступила в полосу солнечного света, идущего от окна, и тут я наконец-то догадалась, кто это.
— Ксения, долго будешь жить или богатой станешь, еле тебя узнала!
С Ксенией Переваловой мы учились в одной школе. Правда, она уже заканчивала десятый, а я только-только восьмой класс, но эта разница в возрасте заметна в школе, а в университете возрастные границы стираются. Она училась на филологическом, я на юридическом, но встречались постоянно на общеуниверситетских праздниках, капустниках, КВНах. Как выпускницы одной школы мы старались поддерживать не только знакомство на уровне «здравствуй — до свидания», но и вспоминали часто своих общих знакомых, милых сердцу учителей, юношей из Ксениного класса (один из них, Сашка Крылов, мне очень нравился), словом, мы были не просто знакомыми. Но затем Ксения закончила университет, поступила в аспирантуру, уехала на год по обмену на стажировку в Германию (она взяла темой исследования творчество Федора Тютчева), и наши отношения прервались.