Одежда на ней, к счастью, целая и нетронутая, только сумки нет и телефона в кармане тоже. Хорошо, что, уходя из дома, она надела джинсовую куртку, иначе она бы уже замерзла насмерть, здесь холодно и промозгло, как во всяком подземелье.
Теперь она уже отчетливей помнила предыдущие события. Ее чем-то усыпили на автозаправке, куда они заехали с Вадимом Геннадьевичем. Тот тип в светлом костюме подошел к ней… а дальше ей стало плохо… Может, ее усыпили хлороформом? Или он что-то ей вколол? Сейчас уже не вспомнить, да и какая разница… Где сейчас Вадим Геннадьевич? Тоже здесь, или его бросили там, на автозаправке?
Значит, за ними следили, скорее всего, от института. Вернее, следили за ней. До кого-то из этих гадов дошла информация о том, что она появится в институте, и ее ждали…
Выходит, что Зольникова она подставила тоже. Это теперь ее карма – всех подводить под монастырь. Подумать только, из-за какого-то нелепого, ничем не оправданного желания последить за странной женщиной с отрезанным ухом… Случайный камешек, упавший с горы, вызвал лавину…
Где теперь Гайка с Персиком? Она не знает даже, сколько времени прошло с тех пор, как она их оставила. Если бы она не встретила Вадима Геннадьевича, то поехала бы на такси и привела бы следящих за ней преступников прямо к ним. Подставила бы и их тоже, да и Тимакова заодно…
Тихо, тихо, нельзя реветь, и о Тимакове и Гайке с Персиком думать сейчас нельзя, надо беречь силы. Она жива, и надо продлить это состояние как можно дольше. Ее ищут, не могут не искать, и, может быть, найдут. Надо просто стиснуть зубы и ждать, все равно другого не дано…
Скоро в Вариной тюремной жизни наметился определенный распорядок. Два раза в сутки ей приносили пищу, она решила: утром и вечером. На самом деле она не знала, какое время в данный момент на воле.
Еду приносили охранники. Их было двое, Варя назвала их Толстый и Тонкий. Одеты они были одинаково – в камуфляж, на поясах висели дубинки и кобуры с оружием. Вели они себя тоже одинаково: молча ставили миску с едой на нары, забирали пустую и уходили. Варя пробовала с ними заговорить, но оба вели себя, как глухонемые.
Толстый был огромный, с равнодушным одутловатым лицом и блестящей лысиной под матерчатой камуфляжной кепкой. Тонкий, наоборот, был мелкий, щуплый, с перманентной щетиной и неопрятными косматыми бровями над светлыми злыми глазами.
Этот Тонкий был опасен. Когда Варя, сходившая с ума от могильной тишины, попробовала громко петь, он вошел в камеру и, не говоря ни слова, саданул ее дубинкой по ребрам так, что она задохнулась от боли.
