Она опять запустила руку в мешочек, вывернула его наизнанку, тряхнула. Оттуда выпала - монета. Золотая царская десятирублевка. Целковый. На зуб пробует его Долоресса Луст, сплевывает, дрожит, не знает, куда спрятать. Что ж, кажется, обчистили тебя, покойничек? Да уж. Не бросим. Поплывешь, как было обещано. Вайдулик. В ладью его!
Я волок его, ухватив за негнущиеся ноги, оставляя едва заметный след. Шлепнул в лодку, оттолкнул от берега и похлопал себя по карманам - дело сделано! Плоскодонка быстро развернулась, и река сразу подхватила ее, вынесла на стремнину. Возможно, не скоро застрянет.
Вперед! Полупьяная, полубезумная Долоресса Луст да я, проводник, опекун, господин и слуга в одном лице! Раб, чего уж там.
До городка всего километров пять, сущие пустяки. Непонятно, почему кто-то незримый словно стучит в спину: быстрей, быстрей!
Какого черта она взяла у покойника эту монету? Да попробуй заикнись такой! Сейчас, непривязанная,
Долоресса Луст опасна, как дикий зверь. Надо ее остерегаться. Ничего, в кабаке взгрею, если понадобится. Рассчитаюсь за все. За весь этот безумный поход.
- Эй, стой! - кричит она сзади.
Оборачиваюсь. Она стоит, расставив свои ноги-жерди, одну вскинула на пенек. Запрокидывает свою флягу, высасывает последние капли и швыряет в кусты, вроде бы собираясь догнать меня. Спотыкается, падает, дико хохочет и дальше гонится. Ни дать ни взять - смерть с косой, иначе не назовешь. Цыц, ору ей, замолчи, балда! Ладно хоть смеркается, скоро стемнеет.
Долоресса догнала меня. Я двинул ей в челюсть, повалил на колени, набросил на голову мешок - успел-таки. На лесной тропе показались они — разбойники и насильники. Уральские кавказцы, кто их знает, может, и курды. Мусульмане, одним словом. Сквозь можжевеловые заросли слежу за ними, ставлю на ноги одуревшую Долю. Та, словно что-то поняв, молчит и не шевелится. А те шагают, и много их. Печатают шаг — ать-два, ать-два. Нога в ногу. Четко различаю их суровые лица. Все рослые, плечистые. Или так только кажется? Идут по двое в шеренге. На плечах автоматы, впереди пароконная телега, позади еще одна, слышно, как кто-то стонет. Раненые взывают к Аллаху, что ли? Наконец-то скрылись. Или только померещились?
Городок почти весь разрушен. Дымятся пожарища. Кое-где слышен плач, а там - песни, пьяный говор. Окна с выбитыми стеклами, сорванные с петель двери, на тротуарах полно падали. Вот и не верь после этого слухам! Нас останавливает патруль с красной повязкой на рукаве, еще двое таких семенят за ним. Преграждают путь, облизываются на Долорессу. Спрашивают по-русски:
