Мои пальцы забегали по клавишам машинки, наконец-то моя работа сдвинулась с мертвой точки! Теперь Света все время будет рядом со мной. Пусть у нее станет другое имя, например, Ярославна, но ее облик, фигура, глаза — все это Светино. Даже интересно, как она поведет себя совершенно в иной обстановке, в другом веке?..
Редко кто из нас, утром после бритья глядя в зеркало, вспомнит мудрую пословицу: «Не пеняй на зеркало, коли рожа кривая!» Мы чаще склонны обвинять во всех смертных грехах кого угодно — людей, судьбу, невезение, нечистую силу — только не самих себя. В деревне я бреюсь два раза в неделю, потому что, кроме как с соседом Николаем Арсентьевичем и Геной Козлиным, почти ни с кем не вижусь. Стоит ли каждое утро скрести себя шумной электрической бритвой? В зеркало я почти не смотрюсь, а вот сегодня, чисто выбрившись и сбрызнув лицо одеколоном, внимательно стал разглядывать себя. Я уже говорил, что мне скоро пятьдесят лет, рост выше среднего, правда, не по нынешним меркам в век акселератов, но сто семьдесят восемь сантиметров — не так уж мало. Лицо у меня смуглое, продолговатое, с крупным прямым носом, высокий лоб, как я сам себе в шутку иногда говорю, свидетельствующий о моем аристократическом происхождении (кто знает, может, так оно и есть?), немного выпирающие скулы, серые с зеленой окаемкой глаза и короткие русые волосы без намека на лысину. Раньше я их зачесывал назад, но вот уже лет пятнадцать коротко подстригаюсь, и волосы косой челкой спускаются на лоб. Да, еще немного чувственные, полные губы. В детстве они были чуть вывернутые, как у негра, за что меня прозвали «Грибом». Морщин на моем лице мало, в волосах мало седины, если бы Светина мать хоть раз увидела меня, она наверняка изменила бы свое мнение о моем возрасте. Мне никто не дает даже сорока. Я каждый божий день делаю двадцатиминутную зарядку. Пытался бегать, но это мне не доставляло удовольствия, зато много хожу. Моя «Нива» стоит в гараже (это в Ленинграде), а я разгуливаю по городу на своих двоих, а если уж нужно куда поехать, так сажусь в общественный транспорт. В деревне я разгуливаю в узких трикотажных шароварах и зеленой куртке с накладными карманами и капюшоном, а в городе — в вельветовых джинсах и куртках. На приемы в посольства меня не приглашают, где нужно быть в костюме, туда ходят другие литераторы, увенчанные лауреатскими званиями и секретарскими должностями. Я им, признаться, совсем не завидую; на приемах нужно речи произносить, выпивать, а мне все это чуждо.
