Но Роман ничего не видел и медленно брел домой, уставившись на носки своих до хлюпанья промокших кроссовок.
В подъезде едва мерцала засиженная мухами тусклая лампочка. Света она давала ровно столько, чтоб можно было различить четыре ступеньки, ведущие к двери старого лифта с коричневой дверью, подпаленной в нескольких местах самим Романом лет семь назад.
Сзади скрипнула дверь. Волкогонов оглянулся с внезапным чувством тревоги, но в темном «предбаннике» между выходом на улицу и второй дверью, которую зимой закрывали, чтобы сохранить в подъезде хоть немного тепла, видно никого не было.
— Ну, что за паранойя?! — одернул себя, мотнул головой и направился к лифту.
В шахте что-то загудело, заухало, заскрипели раздвигаемые дверцы, и Волкогонов ступил на потрескавшийся линолеум, как обычно рассматривая себя в зеркале на дальней стене кабинки.
Внезапный толчок в спину швырнул его на собственное отражение, а в зеркале воздвиглась гигантская фигура Витали, оскалившего зубы не то в жутком подобии ухмылки, не то в злобном оскале.
Почти не соображая, что делает, с замершим от ужаса сердцем, Волкогонов резко развернулся, отчетливо понимая всю безнадежность ситуации. Весом и размерами «не опасный для окружающих» дурачок был раза в два больше школьника. Но в окончательную панику Романа повергло даже не это. В огромном, похожем на кувалду кулаке покачивалась черная металлическая дубинка толщиной с палец.
— Эмыыы… ныыы… — прогудел Виталя, будто что-то пытаясь объяснить.
Толком не соображая, что делает, Волкогонов инстинктивно рухнул на пол, проскользнул на спине между ногами маньяка и оказался на каменном полу подъезда. Вскочив, он тут же бросился по лестничным прогонам на свой родной восьмой этаж, с ужасом ожидая услышать сзади тяжелые шаги. В спину его подгонял звериный рев Витали.
Следующие несколько дней тянулись бесконечной резиной. Роман ходил в школу, делал уроки, гулял с Лемми, даже раз выбрался на репетицию своей группы.
Но единственное, что сейчас по-настоящему интересовало парня, — это следующий факультатив химички, на который должна прийти рыжая красавица.
Вечерами Волкогонов отчаянно пытался переложить свои душевные метания в стихи, но то, что получалось, только злило, выходила какая-то ахинея вперемешку с розовыми соплями.
По сути, ему ничего не мешало подойти к Шаткину и узнать хотя бы имя прекрасной незнакомки. Это бы, по крайней мере, сдвинуло ситуацию с мертвой точки. Роман это отлично понимал, но просить помощи у товарища почему-то отчаянно не хотелось. Озвучь он интерес к гимназистке, и Димка сразу же поймет, что та попытка у окна в школьном коридоре была совсем не бесшабашной бравадой ловеласа, а чем-то гораздо большим. Потом уже нельзя будет сделать вид, что ему все равно, а Шаткин может начать ему сочувствовать (хуже не придумаешь!), или потешаться над влюбленностью одноклассника, или еще чего похуже — сам подкатит к зеленоглазой незнакомке просто из чувства соперничества. Последнее было, конечно, маловероятным, так как Дима всегда вел себя порядочно по отношению к окружающим, но мало ли…
