Комиссия, выбравшая Красовского, состояла из Лядова (посланца Щегловитова), Чаплинского и обер-прокурора киевской судебной палаты, Брандорфа. Участие Брандорфа в этой комиссии требует особых пояснений; он был одним из лучших, неподкупных представителей русского чиновничества, что он вскоре и доказал, отказавшись принять участие в конспирации; конечно с ним за это рассчитались.
Учитывая его характер, мы не можем предположить, что на этих заседаниях бывал какой-либо разговор о "будущих намерениях". Во всяком случае нет сомнения, и Лядов и Чаплинский считали, что если нужно будет, Красовский примкнет к заговору; судьба Мищука должна была послужить хорошим уроком в случае неповиновения.
Красовский принял свое назначение неохотно; вот что он сказал на суде: "Я знал из прошлого моего опыта, что встречу всякие интриги и неприятности со стороны сотрудников, и разных людей причастных к этому делу, таких как Голубев, и со стороны сотоварищей его - погромщиков. Я отказался от назначения, но мне сказали, чтобы я не беспокоился".
Ему также сказали, что Государь проявил интерес к этому делу.* Из предосторожности администрация поместила Красовского с жандармерией вместо регулярной полиции; прямым его начальником являлся полковник Иванов. Обоим им дана была инструкция работать с наибольшей поспешностью и нет сомнения, что Иванов вначале тоже честно искал истинных преступников и их следов, куда бы они ни вели.
Однако было глубокое различие в складе характера этих двух людей; в то время как у Красовского была профессиональная (46) гордость и честь, Иванов был робким чиновником. У нас нет оснований предполагать что Иванов не приступил к розыску убийц с честными намерениями; но протоколы свидетельствуют, что еще до конца года он присоединился к конспирации и стал изготовлять улики против Бейлиса.
Администрация правильно расценила, что пример Мищука послужит ему уроком, но назначение Красовского было с их стороны величайшей ошибкой.
2.
Красовский был сильным, настойчивым, ловким и предусмотрительным человеком. Замену им начальника тайной полиции он относил за счет своей репутации, но он также знал, что Мищук был смещен, а позже еще и наказан благодаря политическому влиянию Голубева. Теперь, когда он сам попал в эту кашу, он принял решение: раскрыть преступление, уличить убийц и получить признание заслуг.
Чтобы всего этого достичь, нужно было в какой-то мере обезвредить Голубева; говорить о своем презрении к версии ритуального убийства было бы равносильно самоубийству; однако, притворяясь, что версия эта допустима, он не хотел вредить своей работе. О каком-либо сотрудничестве с Голубевым и с его шайкой не могло быть и речи, но совершенно необходимо было обеспечить свободу своих действий. Вот тут-то, для того, чтобы получить свободу действий, Красовскому пришлось пуститься в пляску по канату.
